А за окном тем временем золотистыми струями переплетался свет фонарей, расставленных около дома, и, внимая гитарные звуки, кружились в самозабвенном танце звёзды, хаотично рассыпавшиеся по тёмному небу, — так сладко, нежно, изящно, как в самых добрых сказках. И, гармонично вписываясь в атмосферу, где-то в доме, ступая по полу мягкими лапами, ласково мяукал большой пушистый белый кот, принадлежавший семейству Сантеров.
Но вот Мартин замолк, аккуратно снял руки со струн — и воцарилась тишина, глубокая, приятная, словно мягкий штришок, дополняющий картину.
Эмма поблагодарила Мартина, мимолётно взглянула на фотографию, чуть заметно улыбнулась и, сославшись на семейные проблемы, отправилась домой: ей внезапно стало неловко. Настолько неловко, что, казалось, она больше не могла здесь оставаться, не могла общаться с другом — просто недостойна.
Мартин, не желавший навязываться, не стал противиться — лишь тепло попрощался с гостьей, пожелав ей удачи и выказав желание встретиться ещё ни один раз.
Эмма двигалась домой неспешно, прислушиваясь к протяжным колыбельным ветра, глядя на неровные переплетения голых ветвей, покрытых снежными корками, любуясь полыхающими звёздами. Давно с ней такого не было — наверное, ещё с того дня, когда она, не ведавшая об увлечении отца, возвращалась домой после приятной одиночной прогулки. Но теперь это ненадолго — девушка знала, чувствовала всеми клеточками своего тела, всеми уголками души. Апатия была совсем близко, и периодически она подплывала густым туманом, поглощала сладостное послевкусие, оставляя лишь пустоту, незыблемую, бесконечную.
А дома — всё как обычно. Отрешённый взгляд отца, не решавшегося пойти на страшное деяние, печальная мать, тщательно отсчитывавшая минуты, секунды, мгновения… И бедность, безысходная, беспросветная, раздражающая. Все было так серо. А Эмма никогда не любила серый цвет, отдавая предпочтение более ярким оттенкам, — даже платья, которые переделывала, обычно старалась брать цветные или светлые, подобно угасающему жизненному сиянию. Но изменить ничего не могла, ибо так распорядилась судьба…
Отец наскоро состряпал скудный ужин, мать, наотрез отказавшаяся от еды, помыла посуду, а дочь, тихонько прокравшись в свою комнату, принялась за привычное дело. Правда, теперь, немного взбодрившись после музыкального вечера, девушка работала с большим интересом, чем в предыдущие, полные равнодушия и уныния дни.