Девушка быстро добралась до знакомого дома, тихонько позвонила в дверь калитки и, мимолётно взглянув в окно, отражавшее дрожащие фонарные блики, стала ждать.
Спустя несколько минут она увидела человека. Не такого уж и старого, но сутулого, мрачного и угрюмого.
Даже в блёклом свете фонарей, ниспадавшем на его одинокую фигуру, не составляло труда понять, что в его семье что-то случилось. Отражение чего-то страшного, заставляющего сердце невольно содрогаться, виднелась на его худом лице, очерченном неровными линиями преждевременных морщин.
Эмма, помнившая этого человека, сразу заметила, как безвозвратно постарело его тело, как болезненно потускнел взгляд. Наверное, он не способен был смириться с судьбой, упорно отказывался принимать происшедшее, однако в мире, обречённом на смерть, это сделать пришлось.
— Ещё что-то произошло? — с паническом испугом спросил мужчина, завидев Эмму.
— Вроде бы нет. Извините за беспокойство… — гостья замялась, растерянно глядя на хозяина.
Но тот понял. Он все прекрасно понял, так как не раз видел, как обещалась Эмма с Мариином, слышал обрывки разговоров и мелодий.
Тяжело вздохнув, мужчина без лишних вопросов впустил Эмму в дом. Ступив на порог, девушка заметила, что жильё стало более мрачным, что исчезла из него часть ярких, цветастых вещей.
Гостья и хозяин начали беседу в гостиной, выглядевшей теперь несколько уныло и неуютно. И вроде была на месте вся мебель, был мягкий диван, обитый бархатом, шкафы, забитые книгами, стол, удобные кресла, картины, изображавшие природу, но чего-то не хватало. Совсем не хватало.
Эмма хотела было начать разговор, но слова словно застряли у неё в горле неприятным холодным комом. Она не знала, с чего лучше начать. Боялась, что вопрос ранит и без того угнетенного человека, а ответ будет страшным, поистине страшным и горестным.
Некоторое время девушка молчала, виновато глядя на мужчину, будто прося прощения за внезапный, но совершенно бессмысленный визит.
Наверное, ощутив напряжение, дядя Мартина дрожащими руками взял с полки шкафа потрепанную газету и начал читать, явно не вчитываясь и даже не вглядываясь в строки, — словно делал вид, словно пытался отвлечься и уйти от неприятного разговора.
Воцарилась тишина. Неловкая, вязкая, гнетущая — та, что обычно заставляет тело невольно напрячься, приготовившись к внезапной опасности. Та, что рисует в разуме ужасающие картины чего-то неведомого, медленно приближающегося по леденящему воздуху, подбирающегося все ближе, преодолевающего любые преграды.
— А Мартин… Он жив? — с трудом выдавила из себя Эмма, ощущая, как что-то внутри неё сжимается, как наполняемся тело тревожным холодом.