Теперь все это казалось Эмме беззаботным. Таким сладостным, словно капельки мёда, пролившиеся на горький стебель. И поистине прекрасным.
Она двинулась в холодный мрак ночи, пронизываемый дрожащим сиянием звёзд.
Озеро мало изменилось: только слой льда, прозрачным куполом нависший над неподвижной водой, стал немного тоньше.
Эмма шумно вдыхала холодный воздух, наслаждаясь уединением, рассматривая сверкающие звезды, прислушиваясь к успокаивающей колыбельной ветра.
Ночь была чудесная, звездная. Такие сладостные моменты особенно любили творцы и романтики, ловившие вдохновение. Муза подкрадывалась, касалась их своими хрупкими незримыми пальцами и нашептывала сладким голосом, что теплом разносился по их воодушевленным существам. Ощущая порывы, они начинали творить, быстро, легко, с удовольствием. И забывали они о настоящей жизни, о суровой реальности, об угрозах, обитающих в бездонном мраке.
Эмма не творила, но камень, что тяготил не душу, казалось, внезапно стал легкой пушинкой. Несмотря на холод, она ощутила тепло, то самое, которое обычно чувствуют вдохновлённые люди.
Ей ужасно захотелось жить, ценя каждое, даже самое мрачное мгновение. И она широко улыбалась, отдаваясь в распростёртые объятия сладостной ночи.
Но вот чьи-то холодные руки обхватили горло Эммы, и знакомый резкий голос, словно глас беспощадной судьбы, произнёс:
— Наивная овца! Тебе бы сидеть в своей грязной норе, а ты по улицам разгуливаешь. Мы ведь узнали, где ты живешь, и следили за тобой от самого твоего дома. Конец близок, нечисть.
Этот голос принадлежал Джоанне, и не было в нем того страха, что охватывал фермера, не было дрожи — только лёгкая тревога, хорошо скрываемая уверенным тоном.
В отличие от Эммы, тщетно пытавшейся вырываться из крепкой хватки неприятельницы, Джоанна была не одинока: судя по голосам, доносившимся сзади, её сопровождали несколько мужчин.
— Давай, Мэлли, ты справишься! Убей эту нечеловеческую тварь! Отомсти за Джима! — подбадривал кто-то из компании.
— Снимать?
— Снимай! — крикнула Джоанна и толкнула Эмму на неподвижный лёд.
Больно ударившись головой, Колдвелл ощутила, как пронизывающе зазвенело в затылке, как острыми лезвиями начала резать все её тело боль.
Эмма пыталась сопротивляться, но Джоанна была сильнее. Поняв её жалкие попытки, Мэлли начала бить свою жертву лицом о неровную скользкую поверхность.
Эмма чувствовала, как касаются её губы льда, как возникает во рту солоновато-горький привкус крови, смешанной с грязью.
Все ближе надвигался мутный туман, все глубже поглощал он в себя происходящее — и медленно, больно, мучительно начинали смешиваться краски.