А на пути между тем, как и во сне, появился обыкновенный голубь. Милая маленькая птичка, обычно с добродушным курлыканьем клюющая зёрнышки на городских улицах… Я была беззащитна и безоружна. Голубь мог убить меня и предать адскому пламени, разбить о колонны и камни, исчертить моей кровью стекла и своды…. Все что угодно!
Во сне я дружелюбно позвала милую птичку, но наяву, разумеется, не собиралась совершать таких ошибок. Я тихо стояла на месте, наблюдая за уверенными величавыми движениями, выслеживая каждое постукивание клюва. Он мог в любой момент схватить меня и посадить на спину, скрутить и поднять вверх, обратиться, издать клич, но я уже не боялась. Несмотря на отсутствие оружия, я готова была к битве, страшной, кровопролитной, захватывающей. Морально и физически.
Голубь начал разрастаться и звать своих сородичей, обращаясь зловещей демонической птицей… Красные глаза его горели, как два угля, а от каждого взмаха крыльев по коридору разносился резкий тошнотворный трупный запах. На зов вожака отовсюду слетелось множество голубей, издававших клокочущие звуки и яростно хлопавших крыльями, и я поняла, что еще немного — и они нападут, выклюют мне глаза, расклюют лицо, снимут по кусочку мою кожу…
Голуби начали виться надо мной, их становилось все больше и больше. Теперь уже не только глаза, но и тела птиц загорелись, превращая их в неистовые живые факелы. От тех птичек, которых мы считаем безобидными милашками, не осталось и следа.
Бежать? Спасаться? Сдаваться? Не стоило, потому что это просто не имело смысла, следовало найти Антона, пленённого, скрученного, схваченного. Которого птицы куда-то унесли, забрали, спрятали. Или и вовсе убили! Последнее стоило срочно выяснить — иначе меня можно было бы оправданно называть трусихой и предательницей.
Не стоять на месте, не рассуждать, а двигаться, наплевав на голубей и безоружность. Движение, ровное, спокойное, несуетливое — единственный вариант спасения. Ожидание и паника — неминуемая гибель.
Вдруг одна из птиц подлетела ко мне и… заговорила человеческим голосом! Бархатистый тенор голубя гулким эхом разнёсся по всему коридору, заставив остальных пернатых замолчать:
— Лиза, спасайся! Стражи ада беспощадны! — сказала птица очень знакомым мне голосом.
Спасаться? Значит, надо было всё-таки спасаться?
Медовый пол снова стал твёрдым, коридор очертился более чёткими контурами и границами, скреплёнными голубиным пламенем. Я могла бежать, быстро, суетливо, но я не должна была так поступать, потому что прекрасно помнила сон. Потому что слышала, как хрустит под моими руками голубиная шея, а внизу мечется грозными языками пламя, жаждая схватить и обуглить моё беспомощное тело. Бегство или бездействие грозило гибелью, поклонение вело к рабству. Поэтому настала пора начинать, без лишних движений, без страха, без паники.