Снова недоумевающе покосилась в сторону чудаков. Происходящее всё больше напоминало безумие, однако я, случайно ставшая частью оного, уже не так волновалась, желая лишь выяснить, как неприметная стекляшка дарила жизнь: помпезное название «священный» говорило не так много, как хотелось знать.
— Ну и что это за камень? — поинтересовалась я, пытаясь оторвать взгляд от щеки гостя. Его ожог, похоже, всё больше напитывался багровой жидкостью.
— Осколок священного камня. Одного из тех, что раскололись шестьсот десять лет тому назад, став первым штришком к началу голубиного апокалипсиса, — повторила Анна.
— А где другие? — Я тут же смутилась, осознав, какую детскую глупость ляпнула. Но уже было поздно, так как и Аня, и путешественник, решившие наконец посвятить меня во все подробности, услышали эти слова.
— Неизвестно. Несколько лет мы пытались их искать. Макс… — Аня замялась, однако, поняв, что проговорилась, продолжила: — Максим путешествовал, я в свободное время сопровождала его. Мы хотели отыскать хоть некоторые осколки священного камня, полагая, что это может стать неплохим шагом к созданию особенного оружия. Оружия, способного причинять вред демонам. Но к сожалению, так ничего и не отыскали, а со мной ещё и несчастный случай произошёл, — объяснила Анна, начав вертеть в руках заветный осколок.
Теперь я примерно поняла, в чём заключалось дело, но в моей голове по-прежнему не совсем укладывалось, как осколок камня, может, и вправду наделённого каким-то особыми свойствами, мог обеспечивать жизнь. Впрочем, теперь гораздо больше интересовало другое, а именно раздувавшийся ожог на щеке путешественника Максима, явно причинявший ему жуткую боль. Насколько мне было известно, осколки священного камня негативно действовали только на демонов, близко с ними соприкасавшихся. От этих мыслей в голову тут же лезли смутные догадки, звучавшие абсурдно, но в то же время имевшие вполне логичное доказательство.
Кажется, теперь настала очередь раскрываться путешественнику, по виду которого можно было смело сказать, что он того не особо желал.
Когда Аня договорила, в нашей комнате вновь воцарилось молчание, нарушаемое неприятным скрежетом голубиного клюва о твёрдое стекло. Я бы разразилась вопросами, забыв о правилах приличия, но делать это уже было страшновато: я прекрасно представляла, что могли ещё поведать эти интересные, но жутко чудаковатые люди.
Осознав, наверное, что скрывать что-либо уже бессмысленно, раз почти все карты раскрылись, Максим так же быстро, слово по заранее выученному тексту, выпалил: