Голуби — стражи ада (Линтейг) - страница 77

Впрочем, у великих стражей Ада вряд ли были какие-то ограничения: они — могущественные создания, сметающие с лица земли человечество, блещущие мощью и «величием». Сильнейшие демоны. Безбашенные твари, не ведающие ни правил, ни законов.

И всё же я искренне надеялась, что до этого дома птицы не доберутся.

Между тем один из людей поджёг фитиль свечки, прикрепленной входной двери, и по тесной комнате расползлись чуть желтоватые лучи света. Комната стала яркой и чёткой, наполнилась границами и очертаниями.

Как ни странно, ничего примечательного я не увидела: два старых облезлых шкафа, испещрённых трещинами, небольшая кровать, обложенная кусками грязи, рваные прожженные портьеры, перевёрнутый стол и стулья, унылым кругом стоявшие посреди помещения. Оглядев эту печальную картину, я тихонько вздохнула. Тяжко и отвратительно. Мерзко и неприятно.

Тщетно пытаясь сопротивляться, я двинулась дальше за всё теми же мужчинами, направлявшимися в соседнюю комнату из однообразной мрачной анфилады.

Там на таких же стульях расселось целое собрание, состоявшее из весьма странных личностей, часть из которых, как я сразу заметила, зачем-то натянула на себя маски голубей. Ужасно глупые и нелепые маски! Если бы я беззаботно прогуливалась, наслаждаясь приятными мыслями и радующей глаз обстановкой, вряд ли сдержала бы усмешку, взглянув на столь неординарный маскарад. Но теперь мне было не до смеха. Стараясь сохранять равнодушно-угрюмое выражение лица и не смотреть на голубе-людей, я замерла на месте, ожидая указаний.

На этот раз меня привязали к шкафу, неподалёку от которого сидела странная компания. Мужчины туго затянули верёвки, обменялись ругательствами и, заняв пустовавшие места, начали о чём-то тихонько переговариваться, кажется, стараясь сделать так, чтобы я не уловила ни одного слова.

Но мне уже было всё равно. Чтобы скоротать время, я бессмысленно смотрела на паутину, протянувшуюся от шкафа до стула, за которым сидел какой-то худощавый «человеко-голубь». Нити тонкой сеточкой врезались в мебель, придавая ей ещё более неприятный вид. Неприятный и тоскливый. Тоска одолевала меня, тоска мучила и угнетала. Холодное чувство, сжимавшее изнутри, всё не унималось, особенно напоминая о себе тогда, когда мой взгляд невольно встречался с голубе-человеком.

— Мы привели новенькую, которая скоро пополнит их ряды, — донеслось до меня, тесно примкнувшей к шершавой стенке шкафа.

— А девчонка-то миленькая, — от этих слов меня, тут же представившую весьма непристойные вещи, откровенно покоробило. Миленькая девчонка? Новенькая?