Замѣчательныя судебныя дѣла (Носъ) - страница 103
На этотъ приговоръ, 3‑го ноября, г. Доброхотовъ изъявилъ неудовольствіе по слѣдующимъ основаніямъ:
1. Мировой судья разсматриваетъ доказательства по 119 ст. уст. уг. суд., которая говоритъ, что онъ рѣшаетъ вопросъ о винѣ или невинности подсудимаго по внутреннему своему убѣжденію. Но эта статья закона, вмѣстѣ съ тѣмъ, указываетъ, что это убѣжденіе должно вытекать изъ доказательствъ и обстоятельствъ дѣла, т. е. для убѣжденія мироваго судьи онъ можетъ пользоваться всякими свѣдѣніями, выдерживающими критическій разборъ, независимо отъ формъ и количества показаній: это видно изъ того, что на приговоръ судьи можно подавать апелляціонный отзывъ по существу дѣла, причемъ мировой съѣздъ не обязанъ вновь передопрашивать спрошенныхъ судьею лицъ; а изъ этого слѣдуетъ, что убѣжденія мироваго судьи въ оцѣнкѣ показаній недолжны противорѣчитъ тѣмъ началамъ, которыя добыты опытомъ и наукою и признаны за начала, ограждающія справедливое рѣшеніе дѣлъ. Такъ напримѣръ, показаніе подсудимаго не принимается въ уваженіе, если оно сдѣлано не на судѣ, а при предварительномъ слѣдствіи, но безъ постороннихъ лицъ. Показаніе свидѣтеля не принимается въ уваженіе, когда оно вынуждено насиліемъ, угрозами, обѣщаніемъ, ухищреніями и тому подобными мѣрами. Свидѣтельство о преступленіи, сдѣланное въ частной перепискѣ или бумагѣ, поданной въ присутственное мѣсто или должностному лицу, не прежде признается дѣйствительнымъ, какъ по подтвержденіи свидѣтелемъ своего показанія на судѣ; показаніе свидѣтеля не принимается въ уваженіе, когда оно основано на догадкѣ, предположеніи или по слухамъ отъ другихъ. Такой разборъ показаній, которыя образовали убѣжденіе мироваго судьи, необходимъ, какъ видно изъ 8 ст. Основ. Полож. угол. судопр., въ которой сказано: правила о силѣ судебныхъ доказательствъ должны служить только руководствомъ прп опредѣленіи вины или невинности подсудимыхъ по внутреннему убѣжденію судей, основанному на совокупности обтоятельствъ, обнаруженныхъ при производствѣ слѣдствія и суда (Замѣч. подъ 766 и 704 ст. уст. угол. судопр.)
Въ виду такихъ основаній нашего уголовнаго судопроизводства, по Уставамъ 20 ноября 1804 года, приговоръ мироваго судьи, по обвиненію моего довѣрителя Каулина, представляется основаннымъ единственно на томъ, что Константинова, при исполненіи своего, признаваемаго судьею, проступка, говорила, что она пришла отъ его имени, ибо всѣ спрошенныя лица, кромѣ самой Константиновой, только это и утверждаютъ. Поэтому выводъ мироваго судьи оказывается основаннымъ лишь на предположеніяхъ, что и видно изъ словъ приговора: «такъ какъ ни съ того, ни съ другаго Константинова не могла бы его называть, прося прощенія». Но если оставаться въ области предположеній, то и при этомъ можно допустить предположеніе, что Константинова изъ какихъ — либо видовъ дѣйствовала отъ имени Каулина произвольно, или даже прислана была кѣмъ — либо другимъ отъ имени Каулина. Разсматривая далѣе сознаніе Константиновой, сдѣланное ею, какъ полагаетъ мировой судья, Пуговкину и другимъ, оказывается, что оно сдѣлано: а) при ругательствѣ и насильственныхъ дѣйствіяхъ; б) по показанію свидѣтелей, съ цѣлью избавиться отъ тягостнаго положенія; в) сдѣлано безъ всякихъ подробностей и, кромѣ того, отвергнуто ею при полицейскомъ постановленіи и на судѣ, гдѣ она объяснила, что Каулинъ не посылалъ ее къ Пуговкиной, — а потому показаніе Константиновой, сдѣланное ею въ семействѣ Пуговкиныхъ, что она прислана отъ Каулина, не можетъ быть признано дѣйствительнымъ. Изъ свидѣтельскихъ показаній, между прочимъ, видно, что Пуговкинъ, предварительно свиданія Давыдовыхъ въ Московскомъ трактирѣ съ Каулинымъ, посылалъ искать Каулина въ погребѣ Шашина и въ Троицкомъ трактирѣ; между тѣмъ какъ въ прошеніи повѣреннаго Пуговкиныхъ сказано, что будто бы Константинова при разговорѣ съ Марьею Пуговкиною сказала прямо, что Каулинъ ждетъ ее съ отвѣтомъ въ Московскомъ трактирѣ. Изъ соображенія такихъ дѣйствій Пуговкина и прошенія его повѣреннаго оказывается, что Пуговкинъ не имѣлъ свѣдѣнія отъ Константиновой о томъ, гдѣ находится Каулинъ, и поэтому нельзя признать за справедливое, что Пуговкинъ послалъ къ Каулину въ Московскій трактиръ по указанію Константиновой, а просто нашелъ Каулина тамъ только потому, что ему были извѣстны, какъ говоритъ самъ мировой судья, привычки. Каулина — бывать по окончаніи биржи, въ шестомъ часу пополудни, въ одномъ изъ этихъ трехъ заведеній, — что доказывается свидѣтельскимъ показаніемъ Василія Давыдова, который подъ присягой утверждалъ на судѣ, что онъ неоднократно хаживалъ отъ Пуговкина приглашать Каулина въ гости, а Николай Давыдовъ утверждаетъ, что Пуговкины знакомы съ Каулинымъ около четырнадцати лѣтъ. Такимъ образомъ, не имѣя никакого основанія, а имѣя даже въ виду противорѣчіе своему положенію, что Каулинъ былъ найденъ по указанію Константиновой въ Московскомъ трактирѣ, г. судья не могъ изъ этого недоказаннаго и не существующаго факта усмотрѣть знакомство Константиновой и Каулина. Что касается того, что Каулинъ не поѣхалъ, по приглашенію Давыдовыхъ, къ Пуговкинымъ, то, имѣя въ виду, что такое приглашеніе не представляло ничего экстреннаго и обязательнаго, Каулинъ не могъ считать его важнымъ. Сообщенныя же Николаемъ Давыдовымъ свѣдѣнія хотя на первый разъ Каулинъ и принялъ, какъ видно, съ участіемъ, обѣщавшись по словамъ Давыдова, пріѣхать но если сообщеніе этихъ свѣдѣній считать и справедливымъ, то оно могло быть, во 1‑хъ, забыто Каулинымъ въ присутствіи другихъ лицъ, съ которыми онъ былъ въ Московскомъ трактирѣ; во 2‑хъ, могло быть сочтено не болѣе, какъ за усиленную форму приглашенія. Независимо отъ этого, странно предположить, безъ основательныхъ данныхъ, такое посольство Константиновой именно отъ Каулина, который могъ бывать въ домѣ Пуговкиныхъ, и слѣдовательно имѣлъ всегда возможность лично и непосредственно переговорить съ Пуговкиной о томъ, что считалъ нужнымъ; между тѣмъ, это посольство, какъ видно изъ дѣла, будто бы продолжалось пять дней. Предположеніе такого посольства можно допустить въ такомъ только случаѣ, еслибы Пуговкина своимъ поведеніемъ подала поводъ къ такому съ нею обращенію, но я не думаю, чтобы и самъ Пуговкинъ согласился допустить такое предположеніе. При этомъ нельзя не замѣтить, что мировой судья больше обратилъ вниманія на положеніе семейства Пуговкиныхъ, нежели на положеніе семейства Каулина, и оставилъ безъ вниманія тѣ послѣдствія обвиненія, которыя въ подобныхъ дѣлахъ, даже будучи и неосновательны, могутъ вліять на семейный бытъ, что видно особенно изъ сужденія мироваго судьи о показаніи дворника Ѳедорова: изъ того, что дворникъ этотъ, по требованію Константиновой вызвать горничную, спросилъ: «Олимпіаду?» и получилъ въ отвѣтъ: «да, Олимпіаду», — мировой судья заключаетъ, что Константинова не была знакома съ горничною, оставляя даже безъ вниманія и то, что Константинова приводила доказательства своего знакомства съ горничной.