Замѣчательныя судебныя дѣла (Носъ) - страница 118
Михайловъ. Я не буду возражать подробно противъ того, что я нахожу невѣрнымъ въ рѣчахъ гг. защитниковъ. Но я позволю себѣ замѣтить, что хотя Константинова и уличала Огарева относительно денегъ, но это показаніе ея я считаю вполнѣ несправедливымъ.
Козловскій и Доброхотовъ ничего не прибавили.
Предсѣдатель предложилъ сторонамъ, прежде заключенія прокурора, покончить дѣло миромъ.
Михайловъ. Если обвиняемые согласятся испросить прощеніе, то мой довѣритель согласенъ прекратить дѣло.
Доброхотовъ. На такихъ же условіяхъ г, Михайловъ предлагалъ покончить дѣло и у мироваго судьи. Но, какъ извѣстно, публичное испрошеніе прощенія есть осрамительное наказаніе и уже оставлено нашимъ кодексомъ. Такимъ образомъ, на этомъ условіи примиреніе невозможно, ибо цѣль публичнаго испрошенiя прощенія состоитъ въ опозореніи чести. Въ объясненіи своемъ, которое здѣсь не было читано, г. Михайловъ говоритъ о какомъ — то христіанскомъ прощеніи, не опредѣляя, гдѣ, при комъ и при какихъ условіяхъ мой довѣритель долженъ испросить это христіанское прощеніе. Впрочемъ, это послѣднее условіе само по себѣ уже выходитъ изъ сферы суда, и потому я о немъ распространяться не буду. Я не могу, однако, не указать на то, что повѣренный Пуговкиныхъ, говоря о примиреніи, почему — то дѣлаетъ солидарнымъ моего довѣрителя съ Константиновой. Конечно, при такихъ условіяхъ примиреніе невозможно.
Козловскій. Я согласенъ на окончаніе дѣла, если г. Михайловъ согласится прекратить дѣло безусловно.
Михайловъ. Въ такомъ случаѣ я прошу съѣздъ постановить рѣшеніе по настоящему дѣлу.
Предсѣдатель предлагаетъ товарищу прокурора дать заключеніе.
Товарищъ прокурора Д. П. Тихомировъ. Настоящее дѣло болѣе, чѣмъ какое — либо другое, принадлежитъ къ числу такихъ, по которымъ мировой съѣздъ долженъ постановить рѣшеніе по внутреннему убѣжденію. Я же, съ своей стороны, на основаніи 166 ст. уст. угол. суд., обязанъ объяснить значеніе и силу уликъ, имѣющихся въ дѣлѣ, и указать на законы, которые слѣдуетъ примѣнить къ настоящему дѣлу. Обнаруженныя по дѣлу улики распадаются на двѣ категоріи: улики относительно Константиновой составляютъ первую категорію, относительно Каулина — вторую. Начну съ первыхъ. Константинова обвиняется въ оскорбленіи Пуговкиныхъ. Хотя въ этомъ она и не сознается, но къ положительному обвиненію ея служатъ: во 1‑хъ, собственное сознаніе ея, что она была въ гостиной Пуговкиныхъ и разговаривала съ Пуговкиной. Хотя она и утверждаетъ, что это произошло случайно, и что она пришла въ гости собственно къ горничной, но это объясненіе не заслуживаетъ вѣры, такъ какъ горничная отказывается отъ знакомства съ Константиновой, сама же Константинова ничѣмъ не доказала своего знакомства съ горничной, тогда какъ въ этомъ для нея не было бы никакой трудности, еслибы знакомство существовало на самомъ дѣлѣ. Во 2‑хъ, виновность ея подтверждается и показаніемъ свидѣтелей, утверждающихъ, что разговоръ съ Константиновой клонился къ тому, чтобы убѣдить Пуговкину быть наединѣ, какъ она называла, съ Каулинымъ, который влюбленъ въ Пуговкину. Наконецъ, виновность Константиновой доказывается и тѣмъ, что она просила прощенія у Пуговкнна, какъ объ этомъ показываютъ тѣ же свидѣтели, и, кромѣ того, свидѣтельница Мурашева. Совокупность этихъ улицъ приводитъ къ несомнѣнному убѣжденію въ виновности Константиновой. Но эти улики доказываютъ только виновность ея въ оскорбленіи Пуговкиной. Но онѣ недостаточны для обвиненія Константиновой по 44 ст. [уст. о нак., какъ это я разовью далѣе. — Но не такъ убѣдительными представляются улики противъ Каулина. Первая и главная улика противъ него состоитъ въ показаніи Константиновой, которая говоритъ, что она была подослана отъ Каулина. Значеніе этой улики ослабляется тѣмъ, что она не имѣетъ связи съ обстоятельствами дѣла, ибо вѣрно только то, что Константинова произнесла это имя, но была ли она по порученію Каулина — этого не видать. Можно думать скорѣе, что Константинова произнесла это имя, чтобы вѣрнѣе достигнуть своей цѣли, ибо подобныя ей женщины, для большаго успѣха въ своихъ цѣляхъ, обыкновенно прибѣгаютъ къ указанію на лицъ, извѣстныхъ по своему положенію или богатству, чтобы вѣрнѣе склонить свою жертву къ соблазну. Вторая улика также лишена значенія. Я говорю о показаніи Давыдова о томъ, что онъ будто, по указанію Константиновой, нашелъ Каулина въ Московскомъ трактирѣ. Но какъ Пуговкину, такъ и Давыдову, немудрено было знать привычки Каулина, чего они и сами не отрицаютъ, а потому Давыдову и нельзя было не встрѣтить Каулина въ Московскомъ трактирѣ. Такимъ образомъ, по имѣющимся въ дѣлѣ даннымъ, я не могу придти къ убѣжденію, что Константинова была подослана Каулинымъ. Если же нельзя признать, что Константинова была подослана, то само собой падаетъ и обвиненіе ея въ сводничествѣ. Поэтому, я считаю возможнымъ только обвиненіе Константиновой въ одномъ лишь оскорбленіи. Таково убѣжденіе мое, вынесенное изъ разсмотрѣнія обстоятельствъ настоящаго дѣла. Слѣдовательно, по моему мнѣнію, въ концѣ концовъ, Каулина слѣдуетъ освободить отъ суда, а Константинову подвергнуть взысканію за оскорбленіе. Но при этомъ я считаю нужнымъ замѣтить, что проступокъ ея можно подвести не подъ 130 ст. уст. о нак., а подъ 131. Что касается до мѣры наказанія, то я полагалъ бы назначить самую высшую мѣру, ибо своимъ поступкомъ Константинова набросила тѣнь на имя Каулина и обнаружила упорное запирательство въ сознаніи своей вины.