Щеголева. Я знаю г. Никиткна давно, 20 лѣтъ, и знала еще его родителей. Онъ всегда былъ раздражителенъ, но особенно былъ раздражителенъ въ маѣ мѣсяцѣ. Вообще г. Никитина я знала за человѣка хорошаго и добраго. Пилъ онъ мало. Страдалъ одышкой, когда бывало войдетъ къ намъ на верхъ по лѣстницѣ.
Ефремовъ, помощникъ экзекутора Петровской академіи. Я знакомъ съ г. Никитинымъ еще съ 1862 года, когда вмѣстѣ съ нимъ служилъ на Нижегородской желѣзной дорогѣ. Зналъ Никитина за хорошаго человѣка. Въ послѣднее время онъ жаловался, что у него болитъ подъ ложечкой, жаловался на біеніе сердца, одышку. Я видѣлъ его 2‑го числа, наканунѣ происшествія, въ гостяхъ у г. Соколовскаго. Тутъ было много гостей, и г. Никитинъ въ этотъ вечеръ много пилъ, такъ что г. Соколовскій просилъ его быть поосторожнѣе, ибо между гостями было много дамъ: матушка и сестра хозяина и невѣста его и жены нѣкоторыхъ профессоровъ. Г. Никитинъ оставался до 2 или 3 часовъ. Г. Никитинъ былъ раздражителенъ и вспыльчивъ.
Леонтьева, дочь титулярнаго совѣтника, экономка подсудимаго. Онъ страдаетъ приливомъ крови къ головѣ и одышкой и отъ этого былъ страшно раздражителенъ. Онъ пріѣхалъ домой 3‑го числа часовъ въ пять утра, легъ спать и спалъ очень неспокойно, безпрестанно вскакивалъ съ постели. Мы еще боялись тогда, какъ бы у него не сдѣлалось бѣлой горячки. Онъ говорилъ послѣ, что у него были какія — то видѣнія. Проснувшись 3‑го мая, часовъ въ 9, онъ опять выпилъ водки и снова легъ спать и спалъ опять неспокойно. Потомъ онъ поѣхалъ съ дочерью къ доктору. Вернувшись домой послѣ происшествія, онъ сказалъ, что ударилъ кого — то изъ служащихъ у мироваго судьи. Но потомъ, когда уже дѣло разъяснилось, тогда онъ очень сожалѣлъ о своемъ поступкѣ.
Соколовскій, профессоръ Петровской академіи. Въ послѣднее время я часто видѣлся съ г. Никитинымъ у г. Ефремова и у г-жи Щеголевой. Г. Никитинъ въ послѣднее время былъ очень страненъ: то сдѣлается задумчивымъ, то вдругъ сядетъ за фортепіано и начнетъ пѣть. И прежде я замѣчалъ за нимъ странности, но прежде я на нихъ не обращалъ вниманія. Такъ однажды, скатываясь съ горъ, онъ ударилъ въ сердцахъ ногой по сапкамъ. Въ другой разъ онъ показывалъ мнѣ свою пристяжную. Лошадь несла дурно свою голову: это такъ раздражило г. Никитина, что онъ хотѣлъ броситься на лошадь. Только я его удержалъ. Наканунѣ происшествія, г. Никитинъ пріѣхалъ ко мнѣ въ Разумовское часовъ въ 5; мы сначала, вмѣстѣ съ другими гостями, гуляли въ саду, потомъ часовъ въ 8 мы вернулись домой и сѣли играть въ карты. Г. Никитинъ не сѣлъ играть и какъ — то странно все ходилъ по комнатѣ, ни съ кѣмъ не разговаривая. Изъ комнаты онъ часто выходилъ куда — то, какъ я послѣ узналъ, въ буфетъ и много тамъ пилъ. За ужиномъ опять онъ пилъ наливку. Мнѣ, какъ хозяину, неудобно было его удерживать, но я, въ видѣ предупрежденія, сказалъ: наливка крѣпкая, вы будьте осторожнѣе, она только по виду слаба. Но г. Никитинъ продолжалъ все пить. Въ послѣднее время мнѣ онъ жаловался на усилившіяся непріятности и болѣзни.