Замѣчательныя судебныя дѣла (Носъ) - страница 42

Защитникъ, князь А. И. Урусовъ, прежде чѣмъ приступить къ юридической сторонѣ настоящаго дѣла, обрисовалъ личность обвиняемаго, указавъ на то, что онъ человѣкъ пожилой, воспитавшій свои понятія въ то время, когда полиція не пользовалась уваженіемъ, что онъ мало образованъ и сохранилъ, при природномъ свѣтломъ умѣ, оригинальный складъ воззрѣній. Далѣе, защитникъ упомянулъ о томъ, что подсудимый, съ 44 года, занимаясь свомъ промысломъ, привыкъ къ дружески фамильярному обращенію съ мѣстною полиціей; притомъ, по словамъ подсудимаго, онъ не помнитъ, чтобы въ томъ мѣстѣ, гдѣ стоитъ фабрика, существовалъ когда — либо бечевникъ, тѣмъ болѣе, что тамъ барки не ходятъ. Всѣ эти обстоятельства требуютъ особой снисходительности къ подсудимому, такъ какъ его понятія о законности могли быть совершенно индивидуальны. Ему легко могло казаться, что требованія полиціи были незаконны, какъ необычныя. Каковы же были эти требованія? Свидѣтель Гольмъ сказалъ, что обвиняемый продолжалъ оказывать и въ августѣ такое же упорство въ исполненіи требованій полиціи, какое оказывалъ и въ маѣ. Затѣмъ защитникъ указалъ на нѣкоторые изъ актовъ, которые составляла полиція, чтобы объяснить, насколько дѣйствія полиціи могли представляться законными для подсудимаго. Такъ самъ защитникъ былъ при разбирательствѣ по одному изъ этихъ актовъ, составленному полиціей 24 августа. Въ этомъ актѣ полиція обвиняла подсудимаго въ неисполненіи ея законныхъ требованій, при приведеніи въ исполненіе рѣшенія мироваго съѣзда, относительно уборки лѣса. Приговоромъ, отъ 4 октября, мировой судья Пречистенскаго участка призналъ подсудимаго оправданнымъ и протестъ полиціи противъ этого приговора не былъ уваженъ товарищемъ прокурора. Далѣе, было составлено три акта о неявкѣ обвиняемаго въ кварталъ по повѣсткамъ. Одинъ изъ этихъ актовъ помѣченъ седьмымъ числомъ сентября, на другихъ же вообще обозначено, что они составлены въ 1867 г. Мѣсяцъ и число не показаны (Смѣхъ). На разбирательствѣ у судьи по этимъ актамъ, депутатъ полиціи законность требованія явки въ кварталъ объяснялъ тѣмъ, что во 2 томѣ Свода Законовъ есть статья, предписывающая частному приставу отправляться на мѣсто, когда исполненіе касается нѣсколькихъ лицъ. Отсюда слѣдуетъ, что когда дѣло касается одного лица, то онъ самъ долженъ являться къ частному приставу. Этотъ законъ, по мнѣнію полиціи, распространяется на квартальнаго надзирателя. По если въ такомъ направленіи толковать законъ о правахъ полицейскихъ должностныхъ лицъ, то почему же эти права не распространить на городоваго и т. д. до безконечности. Такимъ образомъ, обвиненіе было неправильно, такъ какъ требованія полиціи не основывались на законѣ. По этимъ актамъ состоялся бы также оправдательный приговоръ, но судья, принявъ во вниманіе, что самъ Бутиковъ давалъ письменныя обѣщанія явиться въ кварталъ, сдѣлалъ ему внушеніе за этотъ проступокъ, какъ ненамѣренный. Но всего удивительнѣе пятый актъ полиціи о распространеніи Бутиковымъ ложныхъ слуховъ. Обвиненіе въ этомъ случаѣ состояло въ томъ, что Бутиковъ будто несправедливо распространялъ слухъ о томъ, что къ нему пріѣдетъ обѣдать губернаторъ графъ Сиверсъ. На вопросъ г. мироваго судьи графъ Сиверсъ отвѣчалъ; да, это справедливо, это правда. Само собой расумѣется, что по такому обвиненію подсудимый былъ оправданъ. Оправдательный приговоръ послѣдовалъ и по шестому акту полиціи о невынутіи какого — то насоса. Но кромѣ этихъ шести, извѣстныхъ защитнику актовъ, составлялось еще безчисленное множество другихъ. Въ виду такихъ фактовъ, изъ которыхъ подсудимому, не привыкшему къ утонченному обращенію, приходилось составлять себѣ понятіе о законности дѣйствій полиціи, не мудрено, что онъ могъ прійдти въ состояніе крайняго раздраженія и въ такую минуту высказаться рѣзко. Изъ показаній свидѣтелей виденъ и образецъ обращенія полиціи съ подсудимымъ. Понятно, что при такихъ условіяхъ, понятія подсудимаго могли перепутаться. Изъ чего же можно видѣть сознательность его поступка, намѣреніе оскорбить? — Переходя къ юридической оцѣнкѣ факта, защитникъ указалъ, что по статьѣ 283 для состава преступленія требуется: во 1‑хъ, чтобы оскорбленіе было нанесено въ бумагѣ, поданной самимъ обидчикомъ. Актъ не есть такая бумага, — судьба его неизвѣстна. Притомъ участіе злой воли при оскорбленіи въ бумагѣ, поданной самимъ оскорбителемъ — гораздо значительнѣе. Затѣмъ законъ требуетъ, чтобы оскорбленіе было нанесено «прямо», т. е. не намекомъ, не приравненіемъ, не аллегоріей. Въ настоящемъ случаѣ оскорбительнаго выраженія, прямо относящагося къ майору Гольму, нѣтъ. Далѣе, выраженіе это должно быть оскорбительно, т. е. должно быть употреблено ругательное, поносительное или неприличное слово въ отношеніи оскорбленнаго. Ни одного такого слова прямо противъ г. Гольма не употреблено. Наконецъ, намѣренія оскорбить тоже не видно, такъ какъ подсудимый, привыкшій къ фамильярности въ обращеніи съ полиціей, не могъ видѣть въ написанномъ "имъ разсказѣ что — либо оскорбительное. Такимъ образомъ, по мнѣнію защитника, признаки настоящаго факта не подходятъ подъ признаки проступка, предусмотрѣннаго статьею 283. Поэтому, при постановленіи приговора по настоящему дѣлу, необходимо прибѣгнуть къ анологическому толкованію закона (151 ст.). Но и иностранные и отечественные криминалисты одинаково возстаютъ противъ анологическаго толкованія закона въ распространительномъ смыслѣ. А такъ какъ въ настоящемъ проступкѣ подсудимаго степень участія злой воли несомнѣнно менѣе значительна, чѣмъ та, которая необходима для состава преступленія обозначеннаго въ ст. 283‑й, то поэтому защитникъ находилъ невозможнымъ примѣненіе этой статьи къ настоящему случаю. Въ виду этихъ соображеній, князь Урусовъ просилъ судъ признать проступокъ Бутикова неосторожнымъ дѣяніемъ и, примѣнивъ къ нему послѣднюю часть 110 ст. Улож., сдѣлать внушеніе.