— Из бывших гвардейских? — мать спрашивала скорее из женского любопытства, чем из интереса. — Или армии инвалид?
— По летам не выходит ему инвалидом быть, — пояснила Лиза. — Едва ли старше его сиятельства. Пульхерия Александровна сказала только, что с Дмитриевскими связан он со времени, когда его сиятельство в столице служил.
Мадам Вдовина знаком показала, что ей достаточно сведений о Борисе. Лиза даже не удивилась — она с самого начала разговора знала, что мать пропустит мимо ушей известия о Головнине. Не того уровня персона. Софью Петровну интересовали гости графа, а более всего — его собственная персона. Впрочем, разве была в том хотя бы толика удивительного?
— Ручаюсь, мадам, толка не выйдет, — смело заметила Лиза в финале своего рассказа о вечере, вспоминая внимательные взгляды хозяина усадьбы и его холодные глаза. И тут же заслужила недовольный взгляд матери. Но прежде чем та успела ей возразить, добавила: — Готова биться об заклад, что его сиятельство и думать забыл обо мне, едва я, попрощавшись, переступила порог салона.
И удивилась бы без меры, ничуть не кривя душой, своей ошибке. Потому что, удалившись в курительную, трое мужчин говорили именно о ней, и не только происшествие, случившееся на землях Дмитриевского, было тому причиной.
— Что ты скажешь, Борис? — Василь расслабленно завалился на диван с высокой спинкой, ничуть не думая о том, что может испачкать обивку подошвами башмаков. Он с явным удовольствием отхлебнул из бокала, расплескав изрядное количество вина на ковер.
— Что скажу? Не понимаю, о чем ты, — Борис отошел к камину, протягивая ладони к огню, яростно пожиравшему поленья. У него всегда мерзли руки, а в эту холодную пору — тем паче.
— О барышне, что волею небес оказалась в логове страшного зверя, как в той французской сказке.
— Пристало ли говорить о ней в подобном тоне и при подобных… — Борис обвел рукой курительную, которая постепенно наполнялась запахом табака. Медленно вился тонкой струйкой дымок, выпущенный из ноздрей человека, который молча наблюдал за ними, развернув кресло в тени угла комнаты.
— Ранее ты не смущался обстоятельствами, Борис. Не иначе что изменилось, — с сарказмом заметил Василь. Поднявшись с места, он в несколько неровных шагов подошел к Головнину почти вплотную и легонько ткнул того пальцем в жилет. — Но только en dedans, n’est ce pas?>[36]
— Я попросил бы вас… — Борис едва ли не сквозь зубы процедил эту фразу, отводя от себя резким движением руку нахала. При этом вино в бокале резко выплеснулось под ноги мужчинам, оставляя на белоснежной рубашке Василя кроваво-красное пятно.