Кровавая лужа расширялась, покрывая полностью нарисованную звезду. И эта лужа с каждым мгновением становилась темнее, словно прибавляя не только в ширину, но и в глубину. Голоса, пения и танцы резко прекратились. Тишину разбавлял лишь капающий звук, смешивающийся со щелчками секундной стрелки.
На кровавой поверхности появилась выпуклость. Диме показалось, что это был воздушный пузырь, который с ростом мог лопнуть и обрызгать все вокруг. Но очень быстро он понял, что ошибался. Это был не пузырь, а голова. Голова Девочки. Она словно вырастала из пола, вытягиваясь ввысь. За головой последовала шея, затем плечи, туловища, бедра, ноги и, наконец, стопы.
Девочка, одетая в кровь, осмотрелась по сторонам и, в отличие от остальных присутствующих на ритуале, тут же заметила Диму. Она сделала шаг, выходя из пентаграммы, и направилась к мальчику. Дима, как не старался, не мог сойти с места. Ему хотелось кричать во все легкие, спасаясь, таким образом, от потенциального сумасшествия, но голосовые связки, так же как и ноги, по-прежнему не принадлежали ему.
Девочка остановилась перед ним и провела по его щеке окровавленной ладонью, оставляя следы.
— Ты — мой, — прошептала она. — Смирись с этим. Он пообещал мне тебя. А Он всегда держит слово, если речь идет о хорошем вознаграждении.
Девочка обернулась, посмотрев на своих сестер, которые сидели на полу и смотрели в их сторону. За считанные секунды их маски начали покрываться трещинами и падать на пол кусками. Тела из молодых и стройных, покрылись складками и морщинами. Волосы — густые, длинные, русого цвета — стали седыми, редкими и сухими. Глаза покрылись бельмами и провалились вглубь черепной коробки. Зубы попадали. Пальцы и груди иссохли и почернели. Позвоночник и лопатки выгнулись и прорезали источившуюся кожу. Вскоре они превратились в скелеты, которые рассыпались на части под жуткие крики боли и отчаянье, переходящие в эхо.
Девочка-кровь повернулась обратно к Диме и произнесла:
— Возвращайся обратно в приют. Там мы станем единым целым. Возвращайся.
После этого, она поцеловала его в губы. Дима почувствовал, как его рот заполняет кисло-горький вкус ржавчины, и он проснулся.
Утром ему не хотелось вставать. И не потому, что было воскресенье — выходной день. А потому, что не желал встречаться лицом к лицу с Михаилом. Но больше чем до девяти часов утра ему все же не удалось скрываться в своей комнате. Причиной тому были повышенный тон Михаила и плачь Ларисы.
— Мне нужны деньги!
— Миша, прошу тебя…
— Ты меня слышишь?! Мне они нужны!
— Я позвоню доктору Гольдману. Он поможет тебе. Как помогал рань…