Она закрыла воду, завернула меня в пушистый халат, прижала к себе и начала укачивать как ребенка:
— Все, все, ты чего же? Все закончилось… все, девочка, не плачь больше. Ты дома, слышишь, тебя больше никто не обидит.
— Позвольте, — оттолкнул ее кто-то, наклонился ко мне, провел большим пальцем по подбородку, стирая слезу, и констатировал: — Надо же, у нашей смертной нервный срыв. Бывает.
Элиар. Такой, каким я его и запомнила: красивый, прилизанный, в дорогом костюме. И кожаных перчатках. Как сошедший с обложки журнала. Сволочь.
— Что ты тут… — прошептала я.
— Не бойтесь, дитя мое, вашему дорогому Анри ничего не угрожает. Мы уже поняли, что это не он.
— Опять будешь допрашивать?
— Зачем? — усмехнулся демон. — К чему мне с Марьей лишний раз ссориться. Думаю, обойдемся и без допроса. Тем более, в нынешней ситуации, — он почему-то выразительно посмотрел на адского пса. — Это может не слишком хорошо закончиться.
— Я вам не верю!
— Напрасно, — усмехнулся он, беря у мужчины рядом странный футляр. В футляре оказался шприц с набранной в нем красной жидкостью. Кровь? — Я никогда вам не врал. Это ниже моего достоинства.
И опустился рядом со мной на корточки, одновременно слегка нажав на поршень шприца, чтобы выдавить из иглы воздух. Я было дернулась, зарычал адский пес, но Маша тихо прошептала:
— Не бойся, он ничего тебе не сделает.
Ничего? Хоть бы перчатки снял, зараза!
Одним движением Элиар дернул воротник халата, обнажая мое плечо. Резкая боль, и перед глазами поплыло. Я даже и очнуться не успела, как он отдал пустой шприц своему ассистенту и поднял меня на руки.
— Пусти! — слабо засопротивлялась я, когда Элизар понес меня по знакомому до последней черточки коридору. Как у себя дома, честное слово! И держит умело, так что фиг даже дернешься! А дергаться с каждым шагом хотелось все сильнее.
— Жаль, что кровь Анри избавляет только от психологических ран, но не от глупости, — усмехнулся Элиар, опуская меня на кровать. — Можете и дальше суетиться, и этот прелестный халатик покажет мне больше, чем вы собирались показать.
— Ты… ты!
— Или же, моя дорогая, вы хотите, чтобы я остался?
Он нагнулся, пропустил прядь моих волос меж обтянутых тонкой кожей пальцев, посмотрел так, что все внутри перевернулось и улыбнулся. Мягко, нежно.
И глаза его в помраке такие темные… взгляд глубокий, почти ласковый. Жесткий изгиб правильно очерченных губ, по которым так хочется провести пальцами, и душащий, орущий внутри ужас, когда рука в перчатке толкнула в грудь, опрокидывая на кровать. А он вдруг оказался рядом, опасно рядом…