А шикарные бальные наряды, прически и прочие финтифлюшки и вовсе тоску наводят…. В них я похожа на разряженный манекен, что скучает себе на витрине шикарного магазина. И ни тебе не двинуться в этом как следует, ни на метле полетать, ни по лесу погулять. По городу в таком тоже не пройдешься, ибо слишком неудобно даже для такой любительницы шпилек, как я. Убожество, одним словом.
— Ах! — восхитилось милое белоснежное создание.
Пу внезапно нарисовалась в зеркальной стенке зала, потрогала лапкой край платья и улыбнулась во весь рот, показав острые зубки:
— Какая красотища-то!!! Катя!!! Когда я буду большой, мне тоже такое сошьют, правда?
— Ах! — повторила я, презрительно оглядывая свое изображение. — Испорченный вечер, испорченная ночь… и полдня потом отсыпаться.
Как бы я хотела остаться здесь. В нашем уютном зале, в этом полумраке, в тишине, нарушаемой лишь шелестом юбки и мерным тиканьем часов на стене… Пусть даже в компании Призрака, которого я вновь сначала услышала, и лишь потом — увидела:
— Никогда не понимал феминисток. Они даже понятия не имеют, каким оружием является истинная женственность. Выглядишь шикарно, душа моя. В мое время ты бы имела успех. Был бы я жив… попросил бы твоей руки. Прямо здесь… пока ты еще никому не досталась.
Я взяла Пу на руки и недовольно повернулась к Призраку:
— Вот именно, в твое время. А сейчас это несколько старомодно, не находишь?
— Не нахожу, — огрызнулся Призрак. — Некоторые классику называют старомодной, но классика таковой не бывает. Она бессмертна. Притягательность балов для девушек тоже бессмертна. Уверен, и через тысячу лет они будут в моде.
Пу Призрака не слушала. Она заворожено провела лапкой по перчатке, и глазки ее восторженно округлились.
— Какие мягкие… можно я из них платье Барби сделаю?
— Даже не думай, — прошипела я.
Не то, чтобы мне было жалко, но с некоторыми друзьями одним балом не обойдешься… наверняка, еще случаи будут одеться «как на парад», к моему величайшему сожалению, кстати.
Пу накуксилась, но с рук моих слезать не спешила. Вела носом, вдыхала запах моих духов и будто к чему-то прислушивалась, а глаза ее, великолепные глаза, поблескивали в полумраке неподдельным интересном.
В полной тишине часы отбили одиннадцать. И зал погрузился в тревожную тишину… «карету» не подадут? А слава Богу, если не подадут. Тогда ехать не придется и повод будет… если что вина не моя…
И тут же, разрывая сонливость ожидания, кто-то уверенно постучал во входную дверь.
Слово «звонок» ему, наверное, знакомо не было.
— Карета прибыла, — скривилась я.