Наливай поскорее вино в понедельник бутыли.
А «Обломов» в закладках пускай полежит под подушкой,
о, мы любим его и ничуть про него не забыли,
не забыли Андрейку-сынка и Агашу-подружку.
Книги падают вниз корешками, трещат переплеты,
шелушатся страницы и делают шелест осенний,
и слова понимаются слету, вот именно: слету,
потому что они изначально имеют прощенье.
На песчаном своем языке и при помощи трещин
разговаривать вышла на землю безгубая глина,
а завещанный рай потому никому не завещан,
что невинная жизнь никогда не бывает невинна.
Кто пыльца и орех и яйца известковая кожа?
Кто кустарник, а кто, покажи, не кустарник, а травы?
Кто появится раньше себя, кто появится позже
и, не будучи правым, окажется все-таки правым?
Это мягкие птицы, летящие в мягком просторе,
это сосен стволы, это воздух закручен в рулоны,
это в месте, где умерло море, валяется море,
это климат зубрят и цитируют антициклоны,
это я, но не весь, а с макушкой, бровями и взглядом,
и закат, и его завершенье, и тени восхода,
и любая звезда, что дрожит недостаточно рядом,
и погоды печали, любови и страха погода?..
Хорошо умирающий дождь, или снег с воробьями,
хорошо умирающий в марте, а после в апреле,
не научат людей хорошо умирать… Между нами,
люди именно этого больше всего бы хотели…