В распростертое на кровати тело врезалось что-то тяжелое, от груди к рукам и ногам прокатилась болезненная волна, я вздрогнула и открыла глаза.
Несколько судорожных вздохов, чтобы справиться с остановившимся дыханием. Затем тело потеплело, обрело гибкость и наполнилось ликующей силой. Получилось! Я справилась!
На животе лежало что-то тяжелое. Я опустила глаза и встретилась с исполненным тревоги взглядом. А еще в нем было одиночество, печаль и боль — все то, что когда-то давно превратило Вилда ван Хорна в Джокера.
— Ты в порядке? — Одними губами спросил Вилд.
— Еще как в порядке!
Широко улыбаясь, я запустила пальцы в жесткие темные волосы, и притянула его голову к своей груди. На секунду стало и радостно и страшно, а потом, я крепко зажмурилась и ухнула с обрыва.
* * *
— Лина…
— Что?
Я покачивалась в надежном теплом коконе. Что со мной произошло? Я все-таки не удержалась и нырнула в спящую куколку бабочки? Открывать глаза, чтобы проверить, кто так нежно баюкает меня, не хотелось.
— Лина, — лица коснулись теплые губы, затем еще и еще раз. Потом ухо опалило вдруг ставшее горячим дыхание: — А давай еще разик, а?
Давай, Джокер. Руки сами поднялись, чтобы обвиться вокруг крепкой шеи. Я сонно пробормотала:
— Давно я вернулась?
— Еще вечером.
А сейчас что, не вечер? Я широко открыла глаза и испуганно дернулась в постели. Окно спальни выходило на восток. Все те же вчерашние обгорелые занавески были пронизаны лучами утреннего солнца. Да и вообще в комнате многое изменилось. Матрас наполовину сполз с кровати, подушка и покрывало валялись на полу, по обе стороны кучей громоздилась скомканная одежда, мужская и женская вперемежку, а… а я сама лежала в чем мать родила, тесно прижатая к такому же голому Джокеру.
Впору было опрокинуться в обморок от страха, если бы… если бы он не был таким красивым. Ой, хватит на него пялиться, сейчас ведь соглашусь.
— Черт! Мы все проспали.
Возвратившаяся память ехидно напомнила, что спали-то мы как раз мало. Однако, усталости не чувствовалось, даже наоборот. А значит, хватит валяться. Нас ждут великие дела.
А заметалась по комнате, собирая свою одежду.
— Где мои трусы?
Джокер лениво повернулся и вытащил откуда-то из-под бока белую тряпочку.
— Хотел сохранить на память, но раз они тебе так нужны — вот.
— Отдай, фетишист.
Я выхватила трикотажный лоскут из пальцев тихо посмеивающегося Вилда и уставилась на него в полном недоумении. И как это одевать? От них же ничего не осталось.
— Лифчик в таком же состоянии, — предупредил Джокер.
Он все еще лежал на кровати, подперев рукой голову, и пялился на меня с самодовольным видом шаха Фарсийского посреди собственного гарема. Ладно, ругаться тоже будем потом. Все потом. Сейчас надо ехать к колдуну.