— Гранд!
— Что? — прищурился, ожидая удара.
— Сгинь!! — воскликнула в сердцах.
* * *
Я волновалась, когда Гранд лежал без сознания, но терпеть его лихорадочный прилив энергии оказалось намного труднее. Он все время на меня смотрит. Даже когда чистит зубы, то и дело выглядывает из ванной. Кстати, он собрал остатки зубного порошка с ковра и предложил мне почистить зубы. Мужик не в себе, что еще скажешь.
Но я не спорю и не бунтую. Я сломалась, как старые механические часы. Теперь, когда Гранду стало лучше, мои защитные силы, работавшие на двоих, иссякли. Лежу в углу за креслом, но даже здесь ощущаю на себе взгляд Гранда. Как поводок.
А он чувствует себя лучше, несмотря на температуру. До здоровья ему как до луны, но упрямство — великая панацея. Гранд ни за что не признает слабость. Только когда проваливается в сон посреди дня, вижу, что ему плохо.
— Я в порядке! — настаивает.
Когда за ним зашел Джейк, суровый и чем-то озабоченный, Гранд потребовал, чтобы меня отвезли в больницу. Мы поменялись ролями, и это не смешно. Я бы возмутилась, но нет сил.
Я не больна. Голова в порядке, тело тоже, но я иссякла. Не хочу слышать о происходящем, боюсь узнать очередную плохую новость или попасть под безумный взгляд Джейка. Я закрылась в своем маленьком мире, не хочу и не могу сосредоточиться на внешних событиях. Говорят, такое случается во время медового месяца — счастливые часов не наблюдают(8).
Гранд вернулся с едой.
— Лоренс уже действует, все будет хорошо, — пообещал серьезно. — План такой: мы заберем твои вещи у Люкаса, потом я устрою тебя…
— Послушай, Гранд! Раз уж так получилось, что тебя есть, кому спасать, то я с удовольствием присоединюсь. Но не больше. Выведи меня на улицу, и я останусь тебе премного благодарна. Больше мне от тебя ничего не надо, остальное сделаю сама. Как ты сказал, мы, русские, в лесу не пропадем.
Он промолчал, комкая в руке очередной сухой бутерброд. Питание здесь не очень, но хоть голодом не морят. Воду пьем из-под крана, больше нас соком и бульоном не балуют.
Весь день я лежала в углу и ни о чем не думала. Вечером поднялась, чтобы принять душ, и Гранд тут же вскочил с кресла. Я преувеличиваю, конечно, он не вскочил, а подался вперед, пошатнувшись. Он и сам полумертвый, полдня проспал, распятый в кресле, как морская звезда.
— Тебе плохо? — спросил встревоженно.
— Лучше, чем тебе.
Заскрипел зубами, даже в ванной слышно. По его меркам он уже выздоровел, потому что настоящие, сильные мужчины не болеют. У него, Александра Великого, не может быть слабостей. А то, что он еле двигается, так это не считается. Идти-то ему все равно некуда!