Она пьет кофе, вливая его в себя в таких количествах, точно желая заменить им кровь; нередко забывает поесть, только к вечеру осознавая, что за весь день не взяла в рот ровным счетом ничего, кроме густого, крепкого, сильно подслащенного черного напитка.
Головные боли становятся ее неизменным спутником; уже дважды кровь, казалось, без причины лилась из носа. Тео с месяц не ходит в университет, слишком погруженная в саму себя.
Мне не нужно искать спрятанную на поверхности суть, чтобы понять, что она погибает, и, кажется, я смиряюсь с этой мыслью.
Мир для нее истончается с каждым днем, превращается в иллюзию, становясь реальным только, когда мои губы касаются ее лица или когда я беру в руки скрипку. Часы тянутся медленно, время растягивается, а жизнь обретает смысл, отступая перед покоряющим совершенством музыки.
Призрачный свет других вселенных дарит Тео силы, вливается в слабое человеческое тело, перенося ее, нас обоих, дальше от темной маленькой комнаты с зашторенными окнами.
Я помню ночь, когда, вдохнув ледяной воздух, нашим взглядам открылось черное, бесконечное небо, сплошь сверкающее россыпью звезд. Алыми переливами, вспышками разлилось над головами сияние. Тео держала меня за руку и, запрокинув голову, долго смотрела вверх.
Там, под небом, залитым неестественным светом, нашим взглядам предстал Город. Видение, настоящий морок, заставивший мое сердце сжаться. Больно не было — собственная боль оставила меня еще на берегу, когда волны лизали синие джинсы Тео.
Я ощущал глубокую, чарующую тоску по былому, смотря на белые стены высоких башен, на мраморные улицы и широкие террасы.
Пустынный, населенный только тенями Город очаровывал своей идеальной красотой. Набежавшие облака бросали тени на высокие шпили, скользили по крышам домов.
Я прикрыл веки, а когда открыл их, то оказался уже не тем, кем был раньше. Надо мной тяготело воспоминание, видение позабытого прошлого, а пальцы Тео, сжатые в ладони, казались покрытыми льдом.
С неохотой возвращаюсь к довлеющему над головой настоящему. Мне не нужно слышать слова Тео, просьбы или даже приказы, чтобы понимать ее желания. Больше не нужно.
То, что зародилось между нами, сильнее устоявшихся порядков этого мира. Оно нарушает естественный ход времени, разрывает существующие издревле связи.
Вероятно, Тео тоже понимает, что мир совсем не таков, каким люди привыкли его видеть.
Скользит по губам легкая улыбка.
— …ты все извратила, понимаешь? Твой отец, наконец, перестал пить, а ты рассказываешь мне о каких-то… — Гейл морщится, а потом будто сплевывает слово, — …демонах. Послушай себя. Просто послушай, какую чушь ты несешь.