Гости синхронно повернули головы, ожидая моего ответа.
— Спасибо вам, госпожа Лиссон, с удовольствием.
Выбора у меня всё равно не было. Отклонить такое приглашение было бы верхом неприличия.
Летиция Лиссон отпустила мою руку и села, бросив своему сыну: — Я отправлюсь домой после обеда, а ты привезёшь Джулию к завтраку.
Анри бросил на меня злой взгляд. Кто бы сомневался, что госпожа Лиссон сумеет воспользоваться обстоятельствами, чтобы заставить нас с Анри провести время вместе. Всё это очень даже кстати, так как это даёт мне возможность снова проверить Анри, а также побывать в его загородном доме.
Всё остальное время до самого вечера я провела в попытках контролировать свои нервы. Мысль о том, что через несколько часов меня заставят покинуть Алалирею, заставляла страх смыкаться на моей шее удушающими щупальцами. Мой сундук так и остался наполовину запакованным, чтобы при необходимости я смогла забрать с собой всё самое нужное. Тех, кто был неугоден богине, сразу же выгоняли из Алалиреи. Представляю, как они накинутся на меня, если вещунья объявит меня самозванкой!
Надо признать, что Дион вёл себя очень прилично: почти не флиртовал с другими женщинами и, время от времени, улыбался и посылал мне воздушные поцелуи. Магда пыталась меня разговорить, но, в конце концов, сдалась и попросила слугу принести мне успокаивающего чая. Одам поглядывал на меня с плохо скрытым злорадством, герцог хихикал и бросал взгляды на моё декольте, а Анри задумчиво выстукивал на столе какую-то мелодию. Никогда ещё я не видела, чтобы столько придворных были всецело поглощены предвосхищением магического действа.
* * *
После обеда слуги убрали обеденные столы, расставили стулья по большому кругу и приглушили свет. Я стояла у окна, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.
«Богиня Алали, помоги мне, ты же знаешь, что мне важно закончить это расследование. Не заставляй меня уезжать из Алалиреи с позором. Я не нарушу ни одного правила, обещаю тебе. Мне необходимо довести это дело до конца, я дала обещание королю Александру».
Эти тихие слова были самой искренней молитвой, которую я когда-либо произносила. В каждое слово был вложен кусочек моей души.
В залу ввели вещунью, пожилую женщину с длинной седой косой и бельмом на левом глазу. Я впилась в неё глазами, не зная, чего ожидать. Она села на стул в центре круга, опершись на поставленный перед ней низкий столик, на котором были зажжены четыре свечи.
Зрители замерли.
— Иди ко мне, девочка.
Дрожа всем телом, я подошла к вещунье.
— Стань передо мной на колени.