Но что-то сразу пошло не так, и на выходе я получила цвет крыла врачующегося селезня. Антрацит с изумрудным отливом. 1990 год, провинция. Нет, конечно же, у нас во всю уже показывали «Прожектор перестройки» и всё такое, но основы школьной нравственности ещё не потеряли своих глиняных ног. Мама была вызвана в школу срочной депешей. То, что дочь свернула на кривую дорожку, ей объяснили быстро. Папа дома держал речь о «шалопутности» и рисовал картины моего падения столь изощрённым способом, что колония для несовершеннолетних там была не самым страшным местом.
Я почему-то не прониклась папиными пророчествами и через два месяца сделала себе «мокрую химию». Учителя поняли, что моё уголовное будущее не за горами, они бессильны что-либо изменить и отстали от меня.
И когда моя бывшая одноклассница Наташка окончила ПТУ, где готовили цирюльников, за дело мы взялись очень круто. Во-первых, решили сделать из меня скандинавскую блондинку. При помощи всем известной «Супры».
А так как тип моих волос Наталья определила, как «хвост монгольской лошади», то и средства для окраски потребовались лошадиные. В «Супру» безжалостной рукой брадобрея от Бога были добавлены сода и, кажется, уксус. Чтоб наверняка. Чтоб сразу, как лунь.
Лунь из меня не получился. Роскошный хвост монгольской лошадки смылся в канализацию. Растворились волосищи, как не было. Из зеркала на меня пялилось полулысое чудовище, с редкими пегими кустами на сожжённом черепе. Холерно-чум-ной барак. Наталья сбежала из цирюльни и полгода я её не видела. Волос отросло в два раза больше, гуще и выше, рука у Натахи лёгкая, не придерёшься. Но это через полгода. С тех пор я полюбила банданы.
Была я, конечно, потом уже и «белокурой Жази», что сделало меня похожей на свободную от предрассудков кавказскую девушку, и «бешеной морковкой», закрасив кудри белые хной, и любимая всеми директорами овощных баз краска «Рубин» мимо меня не прошла, это само собой. Цирюльникам в руки я, понятное дело, больше не давалась. Полагалась на себя.
Но до сих пор я никак не могу предугадать, в каком же цвете я предстану после очередного эксперимента. Прошлое не стучит пеплом «Топаза» в моё сердце, и я по-прежнему доверяю печатному слову на красочных коробках. В этот раз случилось «Ледяное какао». Ну, красиво же звучит, согласитесь! Поэтично и кулинарно, как мы все любим.
Ну и... Как обычно, что-то пошло не так. И мой нынешний образ — это «чеченская вдова». Не утилизированный факел. Любуюсь собой. Привыкаю.