Нет, вы на секунду представьте мой культурный шок! Человек, у которого во все надбровные дуги бегущей строкой идёт текст «Владимирского централа», непринужденно и с огоньком, очень бегло и легко играет Листа... Руками, которыми мясо рубил в промышленных масштабах.
— Василий, — представился мне гигант-виртуоз.
— Ульяна, — прошелестела я ему в ответ.
— Чем промышляешь, ребёнок? В кабаке, поди, про жёлтые тюльпаны поешь за рубль мелочью?
— Нет... Не совсем... Я регент. В церкви. Дирижёр я. Хора. Но и про тюльпаны могу, если надо.
— Ух ты какая... Удивила. Регент...
— Да вы меня тоже удивили, — бестактно ляпнула я.
— Чем, Ульян? Тем, что такая горилла кроме собачьего вальса в два пальца что-то ещё сыграть может? — расхохотался Василий.
— Нет, ну что вы... — мнусь я.
Не ври, так ты и подумала, у тебя на лбу всё написано. Учись лицо держать, это пригодится. Глазищи не таращь свои, они с потрохами выдают. Так где, говоришь, церковь твоя? Приду послушать, как ты там поёшь. Давай номер телефона, позвоню, как соберусь.
На этом мы и расстались. Позвонил мне Василий где-то через полгода после нашего с ним занимательного сейшена.
— Ульян, привет! Это Вася. Ты дома вообще бываешь? Я тебе две недели названиваю, да всё никак не застану.
Уточню, что всё происходило в эпоху досотовой связи.
— Какой Вася?
— Невежливая ты девушка, невоспитанная. Как ты могла забыть меня, Ульяна?! Я ей Глена Миллера и Листа, как родной, играл, а она меня не помнит.
— Ой, Василий, здравствуйте! — до меня, наконец-то, дошло, кто звонит.
— О, память потихоньку к ней возвращалась! — пророкотал Василий. — Тут у меня праздник намечается, юбилей, сто лет воровской жизни. Да шучу, не бойся. Сорок пять на носу. У меня к тебе деловое предложение — приезжай как гостья и как тапёр-солист, смурлыкаешь со мной про май вэй и странников в ночи, поешь-выпьешь-заработаешь и домой.
Да я юбилейную программу в стиле «джаз-нон-стоп» одна не потяну, честно. Давайте я с собой хорошего пианиста возьму, мы с ним в паре хорошо идём. Он с завязанными руками всё, что душе угодно может сыграть, а я нет.
— Ладно... Бери своего хорошего, коль одна боишься. До встречи, беспамятная. Такси за вами пришлю.
Неделю мы с моим другом-пианистом репетировали, как перед хорошим международным конкурсом, чтобы взыскательные уши Василия не пострадали в праздничный день даже от малейшей лажи.
Костику (пианисту) я в красках описала юбиляра и намекнула, что в случае нашего с Костиком триумфа, отблагодарят более чем приличным гонораром. На случай провала версий у меня не было, поэтому работали только «на победу». Старались.