Через пару дней после приезда бабушка чуть пораньше пришла с работы, нарядилась сама, надела на меня лучшее, из привезённых, платье, укутала в козью шаль поверх пальтишка, и мы отправились в гости. К кому — мне не доложили. Родни полдеревни, уточнять не с руки. К кому ни приди — везде хорошо. Будут пельмени, будет чай, будут разговоры обо всём, а если подходящее настроение, то и споют мои бабушки. А пели они знатно. Особенно я любила грустную песню «Зозуля кувала», где бабули мои выдавали такое мощное многоголосие, что никакому хору имени Пятницкого и не снилось. У меня, маленькой ещё девочки, душа разрывалась от жалости к несчастной женщине и её судьбе, неприкаянной, как та птица зозуля... Сила таланта, что тут скажешь.
Мы очень долго шли по тёмным улицам деревни и, наконец, дошли до совершенно незнакомого мне дома, где по двору метался на длинной цепи огромный и страшный пёс.
— Мальвина! Мальвина! Це я, Клавдия, открывай! — кричит бабушка.
Мальвина? Мы пришли в гости к настоящей Мальвине? Моё воображение тут же подсовывает образ красивой девочки с голубыми волосами, и я воображаю, как мы сейчас познакомимся с ней, и даже станем подругами, и я буду бегать к ней в гости пить чай из красивых золотых чашек.
— Warte. Ich werde jetzt öffnen[1] — доносится с крыльца.
Через несколько минут во двор выходит бабуся, совершенно непохожая на Мальвину, обычная такая сельская бабушка, в платке и тёмном штапельном платье в мелкий цветочек. То, что она отвечает бабушке по-немецки, меня нисколько не смущает, потому что в деревне к тому времени давно и основательно жили две мощные диаспоры — украинская и немецкая. Давно, ещё до и во время войны, всех перемешало-перебросило: кого депортацией, кого эвакуацией, кого ссылкой из Львовщины, с Поволжья... А кого Целина привела в эти края. Судьба каждого — частица мозаики трагической истории страны и его народа. И чисто русской речи я не слышала в наших палестинах с самого рождения. Всё смешалось — мова, немецкий язык, все друг друга прекрасно понимали и совершенно свободно пользовались ими, нисколько не смущаясь.
Бабушка Мальвина крепко держит своего пса, а мы с бабулей тем временем поднимаемся на высокое крыльцо, проходим в холодные сени, потом тёплые и оказываемся в доме, где горница уже полна таких же гостей, которые чинно сидят на стульях и лавках.
Меня смущает одно — стол не накрыт. Такого просто быть не может у нас в Сибири, где законы гостеприимства ломают даже самые скаредные души. Пришёл гость — накорми, напои, а если странник, то и спать уложи на всё чистое. Закон. Непопираемый.