А тут — ничего. Чайника и того на печи нет. Что за беда? Вроде бы никто не умер, гроба не видать, значит, не по покойнику читать собрались старушки мои... Что за чудеса? Непонятно. Но вопросов взрослым не принято задавать, сижу молча, сгорая от любопытства.
Наконец, возвращается со двора бабушка Мальвина, моет руки, меняет платок с тёмного на светлый.
— Mit Gott. Anfangen[2].
Все бабуси, а их человек тридцать, и украинских, и немецких, торжественно встают и проходят во вторую, большую, комнату.
А там... Там ничего примечательного, в моём детском понимании. Ну, кровать, с аккуратно взбитыми подушками и кружевами «ришелье», выглядывающими из-под покрывала. Ну, вышивки, где на немецком красиво, крестом, вышиты цитаты из Нового Завета, — всё это уже привычно и мало интересно.
И тут все бабули берут в руки свечи, зажигают их одна от другой, а бабушка Мальвина подходит к шкафу, открывает его, отдёргивает какие-то занавесочки внутри, а там... Там Церковь. Потому что задняя стенка шкафа не из фанерки, как у всех, а из двух больших, иконостасных икон — «Казанской» и «Благовещения». Два большущих, невероятно красивых образа, на одном из которых юная Девочка, принимающая благовестие от архангела Гавриила, а на втором уже Мать с Богомладенцем.
А на створках шкафа, с внутренней же стороны, за самодельными занавесочками — маленькие иконы. Бабушка-лютеранка Мальвина ставит на дно шкафа две самодельные лампадки, всё озаряется волшебным, каким-то неземным светом. А бабулечки наши, как священники на Пасху в алтаре, очень тихо начинают петь тропарь Казанской иконе Божией Матери, начав в один голос, потом расходятся на два, а потом и на четыре голоса... А потом «Совет превечный», и «Царицу», после — величание.
Свечи дают тот неровный свет, который оживляет добрые лики на иконах, и я маленьким своим умом пытаюсь понять, как в обычном шкафу может жить и быть Церковь? Там именно Церковь, а не просто спрятанные от злого глаза иконы. Там живая и очень трогательная Богородица — Девочка справа, и очень серьёзная, печальная Божия Матерь — Мама слева.
Бабульки мои поют и поют, времени нет, меня нет, есть только волшебный, очень красивый и гармоничный божественный мир, который прячет в своём шкафу немецкая бабушка Мальвина. И нет деревни, нет шкафа, есть только Небо, которое и далеко, и близко одновременно. Моя маленькая деревенская Нарния в Сибирской глуши... И тропарь, который я с первого раза запомнила наизусть. «Заступнице усердная, Мати Господа вышняго, за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего...»