Прилетаю, сделав остановку у сельмага. Без «пив и вод» какое эпикурейство? Баловство песочное. Портфельчик набила, влетаю во двор. С хозяевами чмоки-чмоки: «Как дела, о, как ты поправилась, дорогая?» Обмен любезностями, всё как у приличных людей.
Ноздри по ветру держу, как сеттер, из стойки в ползок, глаз охотничий ищет дымящийся мангал и цистерну с маринадом. Нету... Ни дыма, ни огня, ни мясца под луковым соусом.
— Чего это, — говорю, — гостью дорогую встречаете так обыденно, без огоньку?
— Да прости, мать, задержались немного, не успели тебе горностаевую дорожку постелить, каемся.
Я тётя необидчивая, рукава засучила, ринулась с места в дровник. Баню растопила, требую мангал притащить, люди мы свойские, всё по-домашнему, по-родственному, не обламываемся.
И тут ко мне, значит, подходит свинья. Натуральная живая свинья — кабанчик кастрированный, как выяснилось при ближайшем знакомстве. И смотрит эта свинья мне в глаза и отчетливо так, человечьим языком говорит мне: «Хрю!» И я с ней поздоровалась, конечно, спасибо родителям, воспитали.
— Ты откуда здесь такой красивый?! — спрашиваю.
Молчит. Трясёт своим хвостиком загогульным. Во дворе кроме нас никого. Ни человеков, ни скотов. Он и я. В глаза друг другу смотрим. И тут до меня доходит, что это я своей будущей еде в глаза смотрю. Забьют сейчас его, родненького, в пять минут, и стой потом у мангала, грызи косточку рёберную. А глаза эти как забыть? Приветливость его и воспитанность. А ну, как по ночам являться начнёт, вон какая морда умная?
А кабанчик симпатичный такой, из ландрасов, туловище длинное, уши по полу. И не дурак, сразу видно. Смышлёный парень. С душой. Обречённо похрюкивает у моих ног, готовится к лютой смерти.
Я, как тот Иван-царевич, которому все скоты обещали пригодиться, заметалась по двору. Сказать гостеприимным хозяевам, что, ну его, шашлык этот, оставьте животному жизнь? Решат, что я совсем с глузду съехала и в вегетарианцы-сыроеды подалась. Обагрить руки кровью беззащитной свиньи? Не... Не могу. Жалко хрюкалку эту.
Пошла, открыла калиточку и выпнула ландраса этого ушастого со двора. Сама в бане затаилась. Дровишек для жару подкидываю.
Хозяева, ясное дело, хватились, погоню устроили. Догнали через наделю. Сожрали, знамо дело, но уже без меня. Отомстили.
Мне же в тот вечер навешали по-родственному тумаков и обозвали всяко.
Хорошо посидели, ничего сказать не могу.