Никакого зла (Сакрытина) - страница 88

Которая на меня больше не действует?

— Нет, спасибо.

— А что хочешь?

— Верни Ромиону магию. Ему без неё плохо. Пожалуйста!

— Ну что ты заладил: плохо, плохо! Я уже прислал ему целителя, что ты ещё от меня хочешь?!

— Ничего, повелитель…

— Виил! Я сейчас убивать начну!

— Ладно. Я хочу смородиновые мармеладки. Холодные, только что из холо… ледника.

Дамиан странно смотрит на меня.

— Хм. Ладно. На кухне после дуры-феи много этого добра осталось. Тебе принесут. Ты тоже их любишь?

— Да.

— Удивительно. И она любила…

Я отворачиваюсь.

— А что ещё она любила? Ты меня в чём-то подозреваешь?

— Успокойся, Виил, — бросает Дамиан. — Ты начинаешь меня раздражать. Идём ужинать. И дай руку. Нет, не так. Обними меня. Нет — скажи, что любишь меня. Ты ведь любишь?

— Да. Люблю.

— Мне нравится это слышать.

— А мне не нравится это говорить!

— Хорошо, что я Властелин, — смеётся Дамиан. — И могу тебя заставить!

Дамиан в ударе: он вбил себе в голову, что за мной нужно ухаживать, что мою нежную психику так травмировала сегодняшняя схватка с героем, что меня необходимо срочно лечить. Например, тонной смородинового мармелада. И интересоваться, почему я все не съедаю. И пробовать кормить с руки — мармеладом, мёдом, марципановыми цветами… Очень интимно, признаю, но мне хочется забиться куда-нибудь в тёмный угол и пересидеть там вспышку внезапной «любви» Тёмного Властелина.

Доходит до того, что Дамиан берётся за гитару. Поёт он красиво, признаю — не так хорошо, как его брат, конечно, но слушать приятно… если бы не выбор песни. Что-то про нежную деву, загулявшую в лесу ночной порой (где он такую дуру нашёл?), и так она заунывно загуляла, что мне то и дело хочется подпеть: «Владимирский централ, ветер северный…» Конечно, я сижу тихо на подоконнике, заглядываю за портьеры, смотрю на тяжёлые чёрные тучи, то и дело освещаемые алыми всполохами…

Грустно, тоскливо даже. Думается о плохом: как не справлюсь, и Дамиан навсегда вот таким останется, как явится другой герой (Артур же больше не вернётся, верно?) и убьёт моего Властелина. Или он сам убьёт своего брата. Или меня, когда узнает, кто я (узнает ведь, сколько я ещё смогу так скрываться?).

— Виил, тебе песня не нравится?

— Нравится, — всхлипываю я.

Дамиан откладывает гитару, подходит ко мне. Тоже заглядывает за портьеры, смотрит на тучи. Они в ответ полыхают алым — не розово-алым, как закат, а чёрно-алым, как пожар.

— Тебе не идёт этот цвет, — говорит вдруг Властелин. — Ты солнечный мальчик, Виил. Но солнце в Сиерне ты увидишь, только если меня здесь не будет.

— Почему?

— Впрочем, можно и иначе поступить, — задумчиво произносит Дамиан, не слыша меня. — Виил, хочешь полетать на драконе?