Над кроваткой новорожденной дочки Лены я напевал не «Спи, моя радость, усни», а «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше, когда дворники маячат у ворот». И «Бумажного солдата». И «Последний троллейбус». А двадцать лет спустя мне довелось впечатывать знакомые строчки, слог за слогом, под нотными значками в альбоме песен Булата Окуджавы, готовившемся к печати в издательстве «Ардис». Составителем сборника был давнишний друг знаменитого барда, музыковед ВЛАДИМИР ФРУМКИН.
Тогда он преподавал в Оберлинском колледже (штат Огайо), и мы любили навещать его семейство в доме, из открытых окон которого неслись то звуки рояля (это жена Лида, профессор консерватории), то гитара и пенье (сам Фрумкин или кто-то из его студентов). Потом нас унесло под Нью-Йорк, а семью Фрумкиных ветры американских служб разорвали буквально пополам: Володя получил работу в Вашингтоне, на «Голосе Америки», а Лида осталась профессорствовать в знаменитой музыкальной школе Оберлина. В течение четверти века супругов разделяло шесть часов езды — нередкая ситуация в американских семьях. И никто ещё не пытался провести статистическое исследование: ослабляет ли она брачные связи или укрепляет?
Время от времени Фрумкин звонил мне из студии, приглашая принять участие в очередной литературной передаче. Многие годы он вёл цикл «Вашингтонские встречи», где сводил собеседников, которым было что сказать друг другу. Но главная его тема — история советской песни, как официальной, так и «магнитиздатской», то есть всей плеяды бардов, возникшей в начале 1960-х. И здесь он непревзойдён. Его ухо остро ловит все оттенки музыкальной темы и строчек стихов, и он умеет увлекательно рассказать о волнующем диалоге нот и слов. В предисловии к его книге «Певцы и вожди» поэт и бард Александр Городницкий писал:
«Фрумкин — автор многих статей и интервью, посвящённых авторской песне... Только из его статьи, которая вошла в состав этой книги, я с запоздалым ужасом узнал, например, что песня, которую мы дружно пели в пионерах — “Мы шли под грохот канонады”, — не что иное, как перевод на русский язык знаменитой фашистской “Песни о Хорсте Весселе”, а не менее популярная у нас песня “Всё выше, и выше, и выше” вошла в обойму самых популярных песен нацистской Германии»[52].
Ко дню рождения Фрумкина Городницкий написал шуточное четверостишие от имени российских бардов:
Кто без него мы? Кучка лоботрясов.
Забвение — бесславный наш удел.
И только Фрумкин, современный Стасов,
Могучей кучкой сделать нас сумел.
Имя МИХАЙЛО МИХАЙЛОВА мне впервые довелось услышать в радиопередаче Би-би-си в 1966 году. Сообщалось, что это югославский литературовед русского происхождения (родился в семье белоэмигрантов), который опубликовал книгу «Лето московское», содержавшую критику советского режима, и был за это брошен в тюрьму на семь лет. Вскоре судьба занесла меня в Югославию в составе делегации советских писателей. В одном колледже студенты после выступления стали корить нас за то, что было проделано с Пастернаком. Во мне вдруг взыграл советский патриот (откуда бы ему взяться?!), и я заявил, что по крайней мере его не бросили в тюрьму, как ваши правители только что бросили Михайло Михайлова. Студенты притихли, но самый сварливый правдолюбец не отставал: