Потом вопросы стал задавать адвокат Шемякина. Большинство их звучало как патетическая мольба: «Неужели вы не чувствуете, какую тень бросает на репутацию художника процитированное заявление? Неужели не видите, как оно может быть интерпретировано неинформированным читателем?» — «Нет. Не вижу. Даже в микроскоп никто не разглядит ничего порочащего или обидного», — говорил жестокий ответчик.
После перерыва судья Конбой огласил своё заключение. Он не только отверг иск, предъявленный фирмой «Маллой, Констан, Хагер и Фишер», но и применил так называемое «Правило 11» и наказал их штрафом в десять тысяч за необоснованный иск.
Те подали апелляцию. Верховный суд штата Нью-Йорк добавил к штрафу ещё две с половиной тысячи. Но, видимо, Шемякин заверил своих адвокатов, что он покроет все расходы. Облегчение ответчиков не поддавалось описанию. Штрафные деньги пошли на оплату услуг адвоката Дранова. Но когда мы попытались поместить отчёт о происшедшем в какой-нибудь из русских эмигрантских газет, ни одна не согласилась вступать в конфликт с таким богатым и непредсказуемым художником.
Друзья потом спрашивали меня: «Ну хоть приблизительно ты можешь представить себе, зачем он это проделал?» Я отшучивался так:
— Вы должны понять разницу между нами — простыми эмигрантами — и знаменитым художником Михаилом Шемякиным. Вот мы просыпаемся утром, за завтраком просматриваем газету «Нью-Йорк Таймс», ничуть не удивляемся тому, что нет никаких заметок про нас, и бежим по своим делам. Теперь представьте себе, каково Шемякину, которому перестройка дала надежду занять место главного художника всея России, каждое утро убеждаться, что в газете опять про него ни слова. С этим жить нельзя, стерпеть это невозможно. А иск на десять миллионов — это явно новость, заслуживающая упоминания.
Другого объяснения у меня до сих пор нет.
NB: Все известные нам пороки — лживость, бесчеловечность, своекорыстие, жестокость, бесстыдство, властолюбие — американские адвокаты и советские кагэбэшники объединяли под одним и тем же гордым словом: «профессионализм».
В каталогах «Эрмитажа» на 1987—1991 годы появлялось всё больше произведений, написанных в России, но отвергнутых советскими редакциями: стихи Владимира Гандельсмана, Анатолия Наймана, Евгения Рейна, повести Виктории Беломлинской-Платовой и Михаила Эпштейна, солидное исследование разгрома генетики в СССР, подготовленное Валерием Сойфером. Начиналось и обратное движение: книги, изданные в «Эрмитаже», переиздавались в России. Особый успех выпал на долю маленькой повести Марины «Через не могу» — про бабушку, про Ленинградскую блокаду и про жизнь в эмиграции. Найман писал в рецензии на эту книгу: