«Веру Евсеевну от души жаль. Я всё же не думал, что ее горечь и озлобление дошли до такой степени. Болезнь, одиночество, нереализованные творческие амбиции... Её конфликт с Цветковым был действительно нелёгким — столкнулись два разных эстетических подхода. Со мной никакой сложности нет: я вмешивался только там, где предложенный ею перевод звучал бессмысленно или где был использован оборот, неприемлемый в современном русском языке».
На титульном листе ардисовского издания «Бледного огня» написано: «Перевод Веры Набоковой». Двухлетний труд Алексея Цветкова пропал даром. Роман «Пнин» вышел в переводе Барабтарло и Набоковой. Впоследствии в России, к столетию со дня рождения писателя, был выпущен его пятитомник, в котором «Пнин» и «Бледное пламя» (так в этом издании) даны в переводе Сергея Ильина[26]. Но в 2010-м «Азбука» переиздала перевод Веры Набоковой. Имя Цветкова опять не упомянуто.
NB: Тайно-враждебное, коварно-заговорщическое отношение одного супруга к другому, доходящее до планирования убийства, подробнейшим образом описано во многих романах Набокова — «Король, дама, валет», «Соглядатай», «Приглашение на казнь», «Лолита», «Бледный огонь». Всякий, кому доводилось иметь дело с гневливой госпожой Набоковой, наверное, вскоре начинал почёсывать в затылке и приговаривать про себя: «A-а, теперь понимаю».
Первый каталог «Эрмитажа»
Да, «подставь правую щёку, когда тебя ударили в левую» — высокий призыв. Но там же, в Евангелии, Христос говорит: «Много званых, но мало избранных». На «избранного» я не потянул, правую щёку подставить не сумел. Кроме того, никак не мог ощутить свою семью, своих «домашних» — врагами. Мне надо было спасать себя и их — это сделалось главной задачей. И виделся единственный путь: превратить наше наборное дело в полноценное русское издательство.
В начале марта 1981 года я разослал письма знакомым писателям-эмигрантам, извещая их о своём намерении, приглашая присылать рукописи в новое издательство. Многие откликнулись, издательский портфель стал быстро наполняться. К маю мы смогли выпустить первый каталог, в котором объявляли о девяти запланированных книгах. Среди них были: сборник пьес Василия Аксёнова, роман Георгия Владимова «Три минуты молчания» (без цензурных изъятий, сделанных в советском издании), сборники рассказов Руфи Зерновой и Ильи Суслова. Список открывало имя Сергея Аверинцева — я давно мечтал издать под одной обложкой репринты его статей, печатавшихся в журнале «Вопросы литературы» в 1960-е годы. Он был единственным нашим автором, жившим в тот момент в России, но я полагал, что перепечатка на Западе материалов, одобренных советской цензурой, не может представлять никакой опасности для него.