Я сообщил Волкову, что разрешение получено, но с условием, что Бродский прочитает гранки перед выходом книги. Видимо, это условие Волкова не устраивало, и он стал тянуть, не приводя никаких убедительных причин для отсрочки.
Такая же волокита происходила с фотоальбомом Марианны Волковой. Не все довлатовские байки, включённые туда, были безобидными. Поэтому в проект договора я включил стандартную американскую формулу: «Авторы принимают на себя ответственность, в случае если против данного издания будет возбуждён судебный иск за клевету или вторжение в частную жизнь». Марианна Волкова тянула, выдвигала новые условия, но договор не подписывала. Пришлось махнуть рукой на этот проект и выбросить книгу из каталога, в котором она уже рекламировалась. В декабре 1987 года я писал Волковым:
«Дорогие авторы! Кратко сформулировать происшедшее можно следующим образом: мы струсили. То есть и мы, и вы. Отказавшись подписать вторую страницу договора, вы тем самым признали, что опасность иска со стороны ваших персонажей — реальна, что она не плод нашей паранойи... Теперь нужно разработать такой план, который бы сделал наше расставание безболезненным — насколько это возможно. Я от души желаю вам найти смелого издателя для этой книги и думаю, что вы его найдёте. Мы готовы предоставить этому издателю сделанный нами макет книги и перевод довлатовских текстов за весьма скромное вознаграждение. Наш вклад в эту книгу — трудом и деньгами — можно оценить примерно в тысячу долларов. Но я готов удовлетвориться даже частичной компенсацией».
Мои призывы остались без ответа. Альбом вышел в маленьком нью-йоркском издательстве «Слово/Word» под нелепым названием «Не только Бродский». При этом Волковы настояли, чтобы ни наш набор, ни заказанный и оплаченный нами перевод на английский не были использованы. Никакой компенсации «Эрмитаж» не получил.
Та же судьба постигла проект второй книги. В марте 1988 года я жаловался в письме Бродскому: «Как часто я теперь вспоминаю тот скрежет зубовный, с которым ты поминал Соломона Волкова. Это какой-то невиданный сплав настырности и волокитства. Один договор он не подписывал полгода, второй — на книгу разговоров с тобой — не подписывает (и вообще не отвечает) вот уже четыре месяца. Так что книга, видимо, не попадёт в план 1988 года — если он не почешется. Хочу, чтобы ты знал об этом. Любые другие причины, которые он — возможно — будет выставлять, — враньё».
Как и в случае с Шостаковичем, как и в случае с Баланчиным, Волков дождался смерти своего собеседника и выпустил «Разговоры с Бродским» только десять лет спустя. Почему ему так не хотелось, чтобы Бродский прочитал текст перед выпуском? Неужели только для того, чтобы иметь возможность двадцать раз вставить в его уста реплику: «Вы абсолютно правы, Соломон»? Загадка.