Было известно, что Волков никому не даёт слушать магнитофонные записи своих разговоров с Бродским. Даже радиостанциям, на которых он выступал с различными передачами об американской и русской культуре, он отказывал в просьбах включить подлинный голос поэта в трансляцию. Проверить его никто не может. Но есть одна черта в его книге, которая выдаёт неполноту создаваемого им образа: его собеседник не произносит ни одной шутки. Все, кто общался с Бродским, помнят, как жаден он был до всего смешного, как очаровательно и блистательно шутил. Его интервью, дававшиеся другим журналистам, собранные в большой том Валентиной Полухиной[39], переполнены юмором и иронией. К сожалению, Волков сам лишён чувства смешного и неспособен расслышать его в другом. Не исключено, что на магнитофонных лентах сохранились и какие-нибудь сарказмы Бродского в адрес его собеседника. Разве можно это обнародовать?
Копии имевшихся у меня писем Бродского я отправил вдове, Марии Бродской-Соццани, оригиналы сдал в Бахметьевский архив Колумбийского университета. Там они попались на глаза исследователям, и те обратили внимание на короткую записку, дававшую «Эрмитажу» право печатать «Разговоры» после исправления «стилистической лажи». Естественно у всех возник вопрос: почему Волков не принял это условие и тянул десять лет? Встревоженный нападками рецензентов, Волков потребовал у меня копию записки. Я послал её ему с таким призывом:
«Надеюсь, Вы теперь увидите, почему я не хотел в своё время показывать её Вам: там содержатся обидные для Вас эпитеты, которые Бродский использовал, имея в виду, что письмо не попадёт Вам на глаза. Он не хотел обижать Вас — просто писал в свойственном ему стиле... Не знаю, какую пользу Вы можете извлечь из этого документа. Бродский проявил готовность опубликовать свои интервью в “Эрмитаже”, но выразил вполне естественное пожелание — просмотреть текст перед публикацией. То, что Вы после этого отказались печатать книгу, было непонятно тогда, остаётся необъяснимым и сегодня».
В конце я призывал Волкова «взять нотой выше» и забыть взаимные обиды. Призыв не подействовал — какое-то время спустя Волков позвонил и торжественно объявил, что считает меня виновником всех отрицательных отзывов на его творения.
История русской культуры стала главной темой книг Волкова, и он упивается ролью швейцара, который может не пускать туда неугодных ему. В «Разговоры с Бродским» не попали Ефим Эткинд, защищавший поэта на суде, Владимир Марамзин и Михаил Хейфец, попавшие в тюрьму за собирание его стихов, и многие другие. На вопрос о Солженицыне будущий нобелевский лауреат отвечает: «Про этого господина и говорить неохота»