прошлого века, всех этих миссис Тэйлор и мисс Мэри Эванс, известной как Джордж Элиот, она воспринимала с легкой насмешкой — их появление казалось ей досадным недоразумением. Мисс Уонноп была человеком разумным и работящим, и потому приобрела привычку относиться к этому вопросу если не с юмором, то хотя бы добродушно, как к чему-то неприятному, но не более того.
Но столкновение с сексуальными потребностями Эгерии из высшего общества обернулось для нее кошмаром. Ибо миссис Дюшемен показала ей, что кроме осмотрительной, сдержанной и тонко чувствующей личности в этой женщине таится и другая, своей грубостью очень напоминающая, а по резкости и решительно превосходящая пьяную кухарку. Те слова, которыми она называла своего возлюбленного — она его величала не иначе как «олух» или «чудовище», — ранили Валентайн, каждое второе-третье слово выбивало у нее почву из-под ног. После того ночного разговора в доме священника она едва добралась к себе.
Она так и не узнала, что стало с ребенком миссис Дюшемен. На следующее утро ее подруга была столь же учтива, осмотрительна и сдержанна, как обычно. Больше они и словом не обмолвились о произошедшем. Это оставило в памяти Валентайн Уонноп неизгладимый след, будто она стала невольным свидетелем убийства. У нее в голове то и дело возникали мрачные мысли о том, что Титженс вполне мог быть любовником ее подруги. Ведь все дело в сходстве. Миссис Дюшемен была яркой личностью, как и Титженс. Неужели же при этом она была и грязной шлюхой...
Стало быть, Титженс — мужчина, а сексуальные потребности мужчин всегда острее, чем у женщин, стало быть, он... Ее разум отказывался додумывать мысль до конца.
Существование Винсента Макмастера никак не опровергало ее подозрений — она видела в нем человека, которого трудно не предать, даже будучи его лучшим другом или возлюбленной. Казалось, он искренне нуждается в том, чтоб его обманули. Иначе как может женщина, у которой есть выбор и возможность — а здесь возможности были очень обширными, — предпочесть объятия этого неказистого коротышки, невзрачного, как сухой лист, если рядом прекрасный, мужественный Титженс? И это мрачное подозрение одновременно и окрепло, и ослабело, когда по прошествии некоторого времени миссис Дюшемен начала и Титженса называть «олухом» и «чудовищем» — теми же самыми словами, которыми поносила отца своего нерожденного ребенка!
Но тогда получается, что Титженс оставил миссис Дюшемен, а раз это так, то теперь он свободен для нее, Валентайн Уонноп! Ей было стыдно думать об этом, но эти мысли возникли будто сами собой, и она никак не могла на них повлиять, и отчего-то ее это успокоило.