Terra tribus scopulis vastum... не longum!
Эдвард начал бормотать себе под нос долго и неразборчиво, называя место, где встретится с сестрой в половине восьмого вечера, и обещая, что ее ждет необычайное веселье! С его губ слетали названия ресторанов, к ужасу Валентайн. Весьма шумно и едва стоя на ногах: кварта пива — это многовато для моряка с минного тральщика, на котором алкоголь был под запретом! — он назначил ей встречу на Хай-стрит в 7:20, после чего они должны были отправиться в какой-то известный ему паб, а потом — на танцы. «О боже! — шептало ей сердце. — А что, если Титженс назначит мне свидание этой ночью?» Чтобы последнюю ночь перед отправкой на фронт они провели только вдвоем. Ведь это возможно! Снаружи все казались очень грубыми. Ее брат хлопнул дверью с такой силой, что с крыши чуть не посыпалась черепица.
Валентайн поднялась к себе и стала выбирать платье. Когда оглушительно зазвонил телефон, она моментально забыла, какие из нарядов, грудой лежащих у нее на кровати, она успела примерить. Она услышала голос матери, неожиданно ставший удивительно мягким:
— Ах! Ах!.. Это вы!
Валентайн захлопнула дверь и начала судорожно открывать и закрывать ящики комода. Когда она закончила с этим «упражнением», голос матери еще звучал; были даже слышны отдельные слова. Миссис Уонноп вопросительно повысила голос, а потом сказала:
— Беречь ее... Ну конечно!
Дальше Валентайн уже не могла разобрать слов. Но вскоре миссис Уонноп позвала ее:
— Валентайн! Валентайн! Иди-ка сюда... Разве тебе не хочется поговорить с Кристофером?.. Валентайн! Валентайн!.. — И новый оглушительный крик: — Валентайн... Валентайн... Валентайн...
Как будто она — маленький щенок! Слава богу, миссис Уонноп стояла на самой нижней ступеньке шаткой лестницы. Телефона у нее в руках не было. Она вскричала:
— Спускайся. Мне нужно с тобой поговорить! Милый мальчик спас меня! Он всегда меня спасает! Что же я буду делать, когда он уйдет на фронт?
«Других спасал, а себя самого не может спасти»[53], — с горечью подумала Валентайн. Она подхватила свою шляпу с широкими полями. Прихорашиваться ради него она не собиралась. Пусть принимает ее такой, какая она есть... «А себя самого не может спасти!» Но зато тешит свое самолюбие! При помощи женщин!.. Какой же он жестокий! Но возможно, это только так кажется со стороны! Она ведь и сама!.. И Валентайн бросилась вниз по лестнице!
Ее мать отступила в их маленькую гостиную — девять на девять футов, со сравнительно высоким — целых десять футов! — потолком. В ней стоял диван с подушками... На которые она положила бы голову... Если бы он проводил ее до дома! Ночью!..