Сегодня, когда Мариабелла играла на клавесине, Максимилиан наблюдал за Белиндой. За её чувственным дыханием, за подрагивающими ресницами, за блеском накативших на глаза слёз. В тот момент ему захотелось самому сыграть для неё. Впервые за столько лет почувствовал острое желание сесть за инструмент. Дать звукам свободу, заставить Белинду ощутить то же, что ощущаешь, когда пальцы касаются клавиш, поймать на себе этот её горящий взгляд, услышать, как её дыхание становится прерывистым…
Чёрт! Стоило на секунду отвлечься, как Белинда зарулила с дороги в придорожную пыль. Максимилиан ударил по тормозам, еле удержав готовое сорваться ругательство, позабористее, чем в арсенале Еремея.
— Выезжаем на дорогу и начинаем по новой, — мрачно распорядился он, как только автомобиль остановился.
— Сколько можно, милорд? — возмутилась Белинда. Строгий тон её не пронял.
— Занятие будет продолжаться до тех пор, пока у вас не получится, — Максимилиан взял её за плечи и развернул лицом к себе. Пальцы ощутили лёгкую прохладу кожи. И он невольно провёл рукой вдоль всей линии плеча, будто хотел согреть.
— Но уже стемнело, милорд, — она выдержала его пылающий взгляд. В ответ, окатив не менее жгучим. Вот дерзкая девчонка!
— Да хоть всю ночь! — рука продолжала жадно впитывать прохладу кожи, добравшись до нежного изгиба шеи.
— Чего вы добиваетесь, милорд? С другими девушками вы будете заниматься так же усердно?! — негодование выступило румянцем на щеках. И теперь он прикоснулся и к нему, чтобы ощутить возбуждающий контраст между прохладной шеей и горящими щеками.
— С другими не буду, — голос прозвучал неожиданно хрипло. — Мне на них наплевать. Я хочу, чтобы выиграла ты, Белинда.
Её дыхание участилось. Ресницы дрогнули, и она вдруг опустила глаза. Это невероятно кроткое движение заставило задохнуться от острого желания. Одной рукой он порывисто притянул её к себе, другой зарылся в волосы. Нашёл губами её губы. Целовал жадно, будто им отмеряно всего несколько секунд. Будто сейчас она выскользнет из рук и растворится в ночи. Будто она принадлежит кому-то другому.
Но Белинда не растворялась. Она была тут — живая и горячая, настоящая. Он ощутил, как её рука робко легла на затылок. Покалывание волной раскатилось по всему телу. И хотелось усилить напор, но он наоборот перестал спешить, хоть желание ломало его изнутри. Сделал поцелуй тягучим и нежным. Поверил, что у них впереди не секунды — вечность…
В этот раз роль Еремея выполнил промчавшийся по дороге экипаж. Цокот копыт заставил Белинду отстраниться. Кого это понесло загород на ночь глядя? Максимилиану опять захотелось выругаться. Хотя нет, хотелось другого. Дождаться, пока карета скроется из виду, и продолжить с того, на чём остановились.