Лишь когда сын крепко уснул, я вышла, тихонько притворив дверь, и отправилась в бывшую спальню Юханны. Тут всё оставалось неизменным с момента её исчезновения. Дознаватели, конечно, обыскали комнату тогда, но не обнаружили ничего, что могло бы указывать на причину случившегося. Они не сомневались, что кузина просто сбежала с какой-нибудь мужчиной, который обратил внимание на красивую девушку и предложил ей уехать с ним. Сбежала от нищеты, от безысходности, от невозможности воплотить в жизнь надежды юности.
Злой рок, постигший нашу семью, Юханна переживала едва ли не сильнее, чем я. Мне было некогда проливать слёзы по тому, чего уже не вернуть, потому что у меня появился Кай, да и болезнь дядюшки требовала внимания. Кузина же после того, как мы обеднели, а я опозорила себя незаконнорожденным ребёнком, будто сломалась, точно кукла на шарнирах, у которой кончился завод. Поначалу ещё держалась и не теряла веры в лучшее, но затем очень изменилась, замкнулась в себе, с каждым днём мы всё больше отдалялись друг от друга. Нас разделяло ещё и то, что произошло со мной в академии, ведь я никому, даже ей, не рассказывала, кто отец моего мальчика.
Лишь в тот последний вечер перед тем, как она ушла из дома, мы поговорили почти, как раньше, однако это не заставило её остаться.
Сейчас я могла лишь молиться небесам за неё и надеяться, что у Юханны всё хорошо там, куда привёл её путь, на который она ступила. Надеяться, отгоняя сомнения. Ведь мир нередко бывает жесток и несправедлив к тем, кого некому защитить.
Перешагнув порог опустевшей спальни, я на миг остановилась. Мне даже показалось, будто я чувствую запах духов кузины. Но, разумеется, то лишь иллюзия, ведь времени прошло уже много, да и денег на духи у нас после дядиного разорения уже не имелось. Комната выглядела такой же скромной, как и моя, но одинокой и нежилой. Шевелились от ветерка шторы на окнах, на полу лежал выцветший коврик, на прикроватном столике сиротливо приткнулась дешевёнькая статуэтка, изображавшая даму в таком пышном платье, что в нём наверняка даже в карету сесть было бы нельзя.
Я подавила вздох и напомнила себе о том, для чего пришла сюда. Нужно отыскать рецепты красоты. С загрубевшими руками и обветренным лицом я едва ли сойду за благородную. Вон и секретарь в мэрии с подозрением смотрел – точно на самозванку. Что, впрочем, неудивительно.
Наверное, тэйса эль Джермей в любом положении оставалась бы настоящей аристократкой, чего обо мне не скажешь. Торгуясь на рынке, и браниться с особо наглыми торговками и другими покупательницами порой приходилось, а, перешагивая через осенние лужи, поднимать юбку куда выше, чем дозволено порядочным женщинам и хорошо воспитанным девушкам, какой я была когда-то. Вот только тогда мне не требовалось самолично отстирывать подол от грязи.