Всплеснула красивыми руками и замолчала на время одного взгляда, с юмором глядя на Лету и на мужа.
— Вадим, ты все же пойди, милый, — передумала решительно и мягко, — а то вдруг еще кто сядет, а мы одеяло забрали.
Дама не сказала, как ее зовут, видимо, пока просто не успела, подумала Лета, послушно улыбаясь в ответ на улыбку, ведь только зашли, а она уже будто тут сто лет живет и будто вокруг нее — настоящий дворец. Надо же, подумала Лета еще, такие оба — скрипачи, чистые душистые интеллигенты, будто картинка из журнала. Попозже придется самой спросить, как зовут, эх. А могла бы и представиться, когда спрашивала имя, ведь сутки вместе ехать.
— Петя, — вдруг воскликнула дама, мягко смеясь и отступая к самым Летиным коленкам, — ну, наконец-то! Вот твоя полка, Петенька, белье лежит, папа сейчас принесет одеяло, закроешь окно, а вообще ложись головой к двери, понял? Что там смотреть, ночь целая впереди. Это вот Лета, знакомься, полдороги вы будете вместе.
Петенька оказался таким же высоким, тонким и темноволосым, со светлым хмурым лицом. Лете он кивнул и тут же что-то шепотом возразил матери, которая тоже шепотом увещевала его, иногда поворачиваясь к Лете и извинительно мягко ей улыбаясь.
— Зубную щетку я тебе положила… — долетали из тихого разговора слова.
— Да хватит уже…
— А утром не забудь…
— Мама…
Дама-мама рассмеялась, и совсем повернувшись к Лете, развела руками.
— Вот такой уже, большой, слушать не хочет. Вы уж за ним приглядите, Лета, пожалуйста.
Большой Петя с досадой вздохнул, и Лета, улыбаясь, кивнула:
— Конечно, не волнуйтесь.
В дверях с одеялом возник муж Вадим, оказавшийся папой, и трое засуетились, неловко переступая, мешая друг другу. Петя отмахивался от материнского поцелуя, и дама, оттолкнув его изящной рукой, вышла в коридор, где топала проводница Надя, хлопая дверями пустых купе. Зимний поезд, почти без пассажиров.
Петя чуть нагнул красивую голову, когда отец похлопал его по плечу, притягивая к себе. Не стал целовать в щеку, а так же нагнул свою, сверкнув ранней сединой, ласково боднул сына в лоб, оттолкнул как давеча мать и вышел, мягко топая в коридоре сильными мерными шагами.
Через пару минут фонарь качнулся и уплыл, из-под потолка, скрипуче проснувшись, радио сыграло марш славянки. И слегка ошеломленная Лета вытянула, наконец, замлевшие ноги. Сдвинула занавеску и тактично уставилась на белые полосы снега, расчерченные желтыми фонарями и черными рельсами.
Петя сел напротив и замолчал. Поезд шел тихо, и Лета слышала, как мальчик дышит. Это казалось неправильным, будто она подглядывает за чем-то очень личным. Хрустнул и зашуршал пакет под рукой мальчика. Сколько же ему? Красивой маме, подумалось Лете в первые секунды, лет тридцать пять, и папа старше на два-три года. Но мальчишка такой высокий. На отца похож. А волосы, кажется, мамины у него.