У черной решетки осталась лежать разорванная светлая юбка.
Лорка пришла на третий день. Милица из своей комнаты сначала услышала ее голос внизу, и как отвечает хозяйка, а потом — скрип старых ступеней. Подумала тускло, что неприбрано и воняет старыми окурками, повернулась спиной и закрыла глаза. Дверь на стук открывать не хотела, но по голосу Лорки, требовательному и громкому, поняла, та сейчас пойдет за Геленой, и это было, как зубная боль. Встала. Покачиваясь, подошла, шевельнула задвижку и снова легла, пока Лорка входила, оглядываясь.
— У тебя миленько, — сказала та в лежащую спину и зашуршала пакетами, зацокала каблуками, треснули, раздвигаясь, шторы и загремели оконные шпингалеты.
— Ого, какой приборчик! Звезды считаешь? Вставай, я кофе сделаю, где у твоего крокодила кухня?
— Не надо кофе, — голос был глухой, за три дня забыла, как пользоваться.
— Тогда молоко пей, я принесла. И печенье.
— Я, больная, что ли?
— Жива и ладно. Ну, поздоровайся со мной!
— Иди к черту!
— Хорошо, выживешь.
Заскрипела кровать, подаваясь, лежать стало неудобно. Милица повернулась и ткнулась лицом в протянутую чашку. Сладко пахло ванилью и еще — лаком для ногтей от лоркиных рук. Пока она обреченно глотала, Лорка совала ей в рот печенье и говорила, мало и больно. Но это было, как теплые носки после горячей горчицы.
— Конечно, больная. Я знала, что не придешь, день-два, а тут уже три, я стала волноваться.
— Ты? Ой, извини.
— Ладно, проехали. Зря ты так, сильно. Не помирать же каждый раз. Тем более, из-за него.
Она сделала губами презрительно:
— П-фф… — и добавила, — да не красней, все видели. Ты ж летала просто.
Милица отодвинула чашку и сунулась лицом в угол подушки. Спросила оттуда:
— А что, она уже там?
— Приехала. Но приболела наша Аннушка, будет через пару недель. Так что, не глупи, пойдем проветришься, хочешь?
— Нет. Спасибо тебе.
— Ну, я пойду, меня там мальчичек ждет, о-о-о ты бы видела, красавчик. А ты подмети и окурки выбрось, воняют! Постой, я сама.
Милица села на постели и смотрела, как на близкие крыши веером разлетаются окурки и пепел.
Лорка от дверей подмигнула ей, сложила губы в поцелуй. И застучала-заскрипела по лестнице вниз, к весне и голубому небу, которое для всех.
На следующий день в коридорах и аудиториях университета Милица начала еще одну жизнь, вдруг понимая, а ничего не изменилось вокруг. И даже люди не кусали взглядами, как ей думалось, когда застыла на входе, глядя на огромные деревянные двери, будто в первый раз.
Она не пошла на лекцию Эдуарда Моста. И на следующий день не пошла. Изредка видела, как идет он по коридору своей легкой походкой и раскланивается с коллегами, слушает студентов и смеется.