— Хорошо.
Поднялся, загораживая свет сверху. А Лета, притянув дверь, за которой осталась степь, взялась руками за круглые прутья сварных ступеней. Потом, держась за сухую, в царапающих трещинах ладонь, вылезла через круглый люк, держа юбку у бедра. Встала. Пришел ветер, сразу же, и поднял волосы над головой, взметнул. И она, держа юбку, старалась другой рукой прижать волосы, чтоб не лезли в рот и глаза.
— Вот, — сказал он.
Ветер вытрепал из-под деревянной шпильки густые длинные волосы, они стояли над головой черной живой короной, вились, как змеи, падали и снова вздымались.
— Иди сюда, на край, тут удобно, — и он пошел по круто и плавно уходящей в желтое небо плоскости, нагибаясь и иногда касаясь пола пальцами.
Посмотрев на оставленные им рядом с люком сандалии, Лета скинула свои. Стало странно, будто разделась. Подняла голову, и сразу увидела, как двигаются лопатки, натягивая выгоревшую рубаху, напрягается жила на щиколотке над твердой пыльной пяткой.
Идти вверх было удобно. Пологий подъем принимал босые ноги шершавой плотью, а после начиналась почти плоская площадка — огромной ладонью над травами далеко внизу. Лета шлепала босыми ступнями, прикасаясь к шершавой, нагретой солнцем белизне, каждый шаг прокатывался от колена, через живот, шёл к груди, напрягая плечи. И отдавался в голове. Другие шаги тут, не такие, как внизу, тем более — далеко, вначале. Когда еще не знала о Сердце степи. А было ли это? Было ли что-то до этого места, поднятого над всем, и над временем тоже? Лета шла, мерно толкая себя к близкому небу, и злость, сплавленная с обидой, увиделась ей остывшей пластиной тусклого старого цвета, что при каком-то из новых шагов вытряхнулась из души, канула вниз, и застряла в сизых клубках полыни, таких тугих, что и не прозвенела, уткнувшись в глину скошенным краем. Лета улыбнулась: когда-нибудь, проезжая на косматой маленькой лошади, скифский воин увидит в траве тусклый блеск и спешится — подобрать. Покрутит в руках и спрячет в сыромятный мешочек у пояса — сменять на базаре на что-нибудь нужное.
На самом верху, подойдя к ветру, что гулял тут свободно, поняла — уже подобрал. Спрятал и увез совсем. И хорошо.
Сидеть, где круглились волны закраины, было уютно. Ноги висели над степью, две пары босых ног. Ветер трепал краешек юбки, и Лета, плотнее завернув подол под бедро, заплела косу, забрав в нее все-все непослушные пряди.
— Завяжи, а то распустится, — он протянул затрепанное махровое колечко, девчачью штуковинку, и она взяла, искоса посмотрев на его спутанную ветрами гриву. Вместе рассмеялись, когда сказала: