«Многоуважаемый Василий Александрович!
…Дело в том, что при нынешнем положении вещей не знаешь, как поступить, чтобы не быть виноватым. Вилонова нужно обязательно убрать в другое помещение, но он заявил, что никуда не перейдет. Если применить к нему силу, то Вилонов поднимет крик, и погром в отделении неминуем. Me знаю, как и поступить. Не откажите в Вашем совете, ибо скандал будет крупный…
В ожидании с нетерпением Вашего ответа Ваш покорнейший и признательнейший слуга…»
Губернские власти и сами жаждали избавиться от непокорного арестанта и стали добиваться ссылки Вилонова в Архангельскую губернию, не дожидаясь даже окончания следствия. Пока же Блохин старался подбодрить растерявшегося тюремщика:
«21 сентября 1905 года.
Начальнику Николаевского исправительного арестантского отделения.
На рапорт от 15 сентября 1905 г. ставлю Ваше Высокоблагородие в известность, что содержащийся в одиночном корпусе политический арестант Никифор Вилонов в настоящее время не может быть переведен в другое место, во-первых, по недостатку одиночных камер, а затем и ввиду последовавшего распоряжения о высылке Вилонова под гласный надзор полиции в Архангельскую губернию…
Считаю также необходимым пояснить, что в распоряжении Вашего Высокоблагородия, как начальника большого и хорошо обставленного места заключения, имеется достаточно средств для прекращения неповиновения и вызывающего поведения Вилонова согласно статье 48, правил от 16 ноября 1904 года.
При этом ни возможность беспорядков в других одиночных камерах, ни опасения каких-либо жалоб со стороны наказанного не могут, само собой, удержать Вас от наложения на заключенного заслуженных взысканий, тем более, что беспорядок может быть предупрежден всеми мерами, какими Вы при значительной части надзора и конвойной команды располагаете.
…Жалоб можно всегда избежать… наконец, наличность жалобы не составляет сама по себе достаточного повода к ответственности…»
Неизвестно, чем бы кончился этот поединок Вилонова с тюремщиками, но наступили октябрьские дни, и революция вырвала у царя амнистию политическим.
В Екатеринбурге Михаила встретили восторженно. Даже закатили по поводу освобождения пирушку в доме Патрикеевых. Настроение у всех было великолепное: шумели, весело беседовали, пели. Михаил с радостью всматривался в лица товарищей: Батурина, которого не видел с дня побега, Федича, Клавдии Новгородцевой, Марии Авейде. Познакомился с Яковом Свердловым, который приехал в Екатеринбург в конце сентября.
Между прочим, состоялся у него любопытный разговор с одним товарищем, с которым вместе сидели в Екатеринбургской тюрьме по делу Уральского комитета. Он тоже недавно освободился, он уже был в курсе всех местных новостей. Среди всего прочего он рассказал и о ротмистре Подгоричани: