Сергей открыл дверцу печки, разжег ее, подбросил дров. Батурин (Сомов), казалось, отключился от всего, что происходило вокруг, и погрузился в свои думы. «Киселев» и «Белевский» молча сидели на скамье. Цепов стоял, прислонившись плечом к стене. Глаза его лихорадочно повторяли путь жандармов по комнате. Глядя на улики, появляющиеся на комоде, он прикидывал: год крепости… два года… А когда на комод легли протоколы конференции, Цепов оторвался от стены и стал ходить взад и вперед по комнате. Подгоричани пытался остановить его, но вскоре переключил внимание на унтеров, которые рылись в чемоданах. Цепов все ходил и ходил. И вдруг его взгляд связал две вещи: документы на комоде и топящуюся печку. Заметив, что ротмистр отвлекся, Цепов сгреб бумаги и швырнул их в огонь. Городовой у двери отрыл было рот, но, увидев, что ни ротмистр, ни унтеры ничего не заметили, молча стал переминаться с ноги на ногу.
Когда Подгоричани бросился к Печке, было уже поздно. Протокол о случившемся комитетчики подписать отказались.
По Екатеринбургу ползли слухи об арестах. Город тревожно насторожился. С наступлением сумерек обыватели закрывали двери на все запоры. Жандармы методически прочесывали улицы. Арест следовал за арестом. Оставшиеся на свободе социал-демократы приуныли.
В избушке было холодно, тесно, неуютно. В крохотной комнатке едва разместилось человек пять — почти все, кто уцелел от арестов. Сидели молча, пряча друг от друга глаза.
Весело хлопнула дверь. В комнату ворвался свежий морозный воздух. Михаил поздоровался, набросил на гвоздь шапку, расстегнул поддевку:
— С верхисетцами задержался. По-хорошему злятся ребята.
Казалось, он не заметил пасмурных лиц. Сразу же заговорил о деле. Типография цела. Нового наборщика нашли. Нужно достать бумаги. На днях начнем печатать. Распространять Прокламации будут «Уралец» и «Черт».
Теперь об арестованных. Нечего им в тюрьме засиживаться. Будем готовить побег. Связаться с тюрьмой попросим Клавдию Тимофеевну.
И словно раздвигались стены тесной избушки, аресты уже не казались столь Страшными, а положение таким безнадежным. Повеселели глаза: каждый знал, что ему делать.
Из донесения Помощника начальника Пермского губернского жандармского управления по Екатеринбургскому уезду, ротмистра Подгоричани от 31 января 1905 года:
«…Секретный сотрудник мой в ночь с 25 января задержал на улице брата С. Черепанова, техника Александра Александровича Черепанова, 33 лет. Последний отказался назвать свою квартиру.
29 января квартиру эту я установил, произвел обыск, причем оказалось в ней: два почти новых, хорошо оборудованных ящика для типографского шрифта — «кассы» и третий самодельный, металлические части от типографского станка, около полпуда бумаги для прокламаций, клей, крахмал, сало и другие вещи и инструменты, необходимые для оборудования типографии.