— Сержант, ты знаешь мисс Джексон? — спросил меня лейтенант.
— Знаю, — ответил я, а ребята даже дымить перестали: прислушиваются. — Так вот, сержант, мисс Джексон сегодня утром позвонила и сказала, чтобы прислали ровно тридцать человек. Поэтому, как это ни печально, четверым придется слезть. — Он посмотрел мимо меня вглубь кузова, давая понять, что это наше внутреннее дело. — Как вы это уладите, меня не касается, — сказал он в мокрую тьму, — но уладить придется.
Я искоса взглянул на ребят.
— Кто из вас не записался на танцы? — спросил я.
— Чего ты на меня так смотришь? — возмутился Валентайн-авеню. — Я-то записался!
— Кто не записался? — крикнул я. — Кто пришел сюда просто потому, что узнал от тех, кто записался?
Ну, думаю, сейчас я, кажется, нашел правильное решение.
— Поживее, сержант, — сказал лейтенант, засовывая голову в кузов.
— Кто не записался — слезай! — гаркнул я.
Кто не записался — слезай… Я еще никогда в жизни не был такой сволочью.
— Сержант, мы тут все записались! — сказал Валентайн-авеню. — У меня в эскадрилье человек семь записалось.
Хорошо, думаю, сейчас я все улажу. Я им предложу блестящий выход.
— Кто из вас добровольно откажется от танцев с тем, чтобы пойти в кино на территории городка?
Молчание. И вдруг стал тихонько пробираться к выходу Портер (который Мемфис-и-Даллас). Ребята поджали ноги, чтобы дать ему пройти. Я тоже чуть отодвинулся. И никто ему не крикнул: «Куда прешь!» Затем поднялся со своего места Ферджи.
— Черт с ними, с танцами, — сказал он, — женатики будут сегодня вечером своим благоверным письма писать.
Ферджи спрыгнул с грузовика. Теперь нужны еще два «добровольца».
— Еще два человека! — заорал я во всю глотку.
Вот я сейчас до них доберусь! Они у меня попляшут! Неужели эта танцулька — такое уж большое счастье? Неужели они так глупы? Может, они думают, что там им споют «Мари» и они услышат нежный голос трубы перед последним куплетом? Что творится с этими идиотами! Что творится со мной? Почему мне хочется, чтобы они все поехали? Да я и сам вроде не прочь поехать. Вроде! Ну, рассмешил. Да ты только об этом и мечтаешь, Колфилд…
— А ну, — крикнул я, — два человека, крайние слева, выходи! Живо! Кто б там ни был, выходи давай.
К выходу направляется тот самый беспокойный парень, что орал насчет красоток. А я-то и не знал, что один из двух крайних слева — это он. Он бросается в холодную мглу дождя, темную, как черная тушь. Потом медленно и нерешительно слезает с грузовика солдат чуть поменьше ростом, совсем еще мальчишка. Он стоит под дождем в своей вымокшей, скукожившейся пилотке, стоит и смотрит на лейтенанта, будто ждет приказаний. Ему лет восемнадцать, не больше, но он не похож на маменькиного сынка.