Затем он с большой похвалой отозвался о графах Бертране, Монтолоне, Лас-Казе и остальных членах свиты в связи с проявленной к нему героической преданностью и с доказательствами их привязанности к нему, которую они продемонстрировали, оставшись с ним на острове вопреки его желанию. «Они имели — продолжал Наполеон, — отличный предлог уехать, во-первых, отказавшись написать «Наполеон Бонапарт», и затем из-за того, что я приказал им не подписываться под заявлением. Но нет, они бы написали «тиран Бонапарт» или любое другое оскорбительное имя, лишь бы остаться здесь со мной в нищете, чем вернуться в Европу, где они могли бы жить в великолепных условиях. Чем больше ваше правительство пытается унизить меня, тем с большим уважением они относятся ко мне. Они гордятся тем, что оказывают мне большее уважение сейчас, чем тогда, когда я был на вершине славы. Представляется, — затем заявил Наполеон, — что этот губернатор — прирождённый шпион. Ему подходит роль комиссара полиции в маленьком городе».
Я спросил его, как он считает, кто был лучшим министром полиции, Савари или Фуше, добавив, что оба они пользовались дурной репутацией в Англии. «Савари, — ответил Наполеон, — неплохой человек; более того, Савари — человек с добрым сердцем, он смелый солдат. Вы могли видеть его плачущим.
Он любит меня любовью сына. Англичане, побывавшие во Франции, вскоре откроют глаза вашей стране. Фуше — мерзавец всех цветов и оттенков, он — тот самый человек, который принимал активное участие во многих кровавых событиях во время революции. Он — человек, который способен выведать все тайны у вас с самым невозмутимым и равнодушным видом. Он очень богат, но его богатство нажито неправедным трудом. Игорные дома в Париже были обложены налогом, но поскольку это был постыдный способ приобретения денег, то я приказал, чтобы все деньги, собранные с помощью этого налога, были выделены больнице для бедных. Сумма достигала несколько миллионов, но Фуше, собиравший сбор с налога, большую часть денег клал в собственный карман, и я не мог узнать истинный ежегодный доход».
Я обратил его внимание на то, что многих очень удивляло, что, находясь на вершине славы, он никому не пожаловал герцогство во Франции, хотя в других местах он наплодил многих герцогов и принцев. Он ответил: «Это вызвало бы большое недовольство у народа. Если, например, я бы сделал одного из моих маршалов герцогом Бургундским вместо того, чтобы присвоить ему титул, который вел свое происхождение от одной из моих побед, то это вызвало бы немалое волнение в Бургундии, так как местное население посчитало бы, что некоторые феодальные права и территория принадлежат титулу, и новый герцог потребовал бы, чтобы они принадлежали ему.