- Все в порядке, - перебил он, понизив голос. - Давай, садись в машину. Ты промокла.
Внутри нее зашевелилось раздражение, хотя это было правдой - она промокла. Прошло много времени с тех пор, как кто-то говорил ей, что делать, и она не желала вновь к этому возвращаться. Боже милостивый, ей уже не десять лет.
- Мне плевать на дождь, - сказала она с кислым видом. - Если только ты сам не промок.
Огни самолета позади нее снова замерцали, освещая его лицо, заставляя непонятное ей чувство снова ударить в грудь.
Ей было тогда шестнадцать, и Вульф - последний из ее приемных братьев – уехал с ранчо уже как три года. На ранчо было тихо. С тех пор как она повзрослела, отец лишь изредка навещал ее, прилетая из своего нью-йоркского штаба. Так что, когда Салливан приехал на недельный отпуск, она была в восторге.
Потом она увидела его у конюшни, он присел на корточки рядом с одной из лошадей, держа переднее копыто одной из своих огромных рук, вычищая что-то из подков. На нем не было рубашки, и лучи солнца переливались на его загорелой коже, очерчивая мускулистые линии его спины и плеч. Затем он выпрямился, одной рукой рассеянно погладил шею лошади и одним плавным движением вскочил в седло.
Она не могла отвести глаз. От того, как двигались его мышцы. Темных очертаний татуировки орла и трезубца на груди. Была еще одна татуировка, обвивающая его правую руку, что-то похожее на скелет лягушки в середине чего-то там.
Это зрелище заставило ее почувствовать себя неловко и горячо, и ей потребовалось добрых полторы недели, чтобы понять, что это за чувство.
Жажда.
Она не хотела чувствовать это снова.
Глаза Салливана заблестели, когда свет сова ударил в них, показывая больше золота, чем зеленого, и один уголок его рта приподнялся, тем самым расслабив жесткие черты его лица.
- Нет, - сказал он, но она не поняла тон его голоса. – Я знаю и помню.
Она уставилась на него. Черт, он говорил об этом конкретном воспоминании? Боже, она надеялась, что нет. Она очень старалась скрыть от него свою влюбленность, и даже сейчас мысль о том, что он знает, смущала ее.
- Помнишь? - осторожно спросила она. - Помнишь что?
- День, когда я впервые посадил тебя на лошадь. Шел дождь, и я сказал тебе, что мы можем сделать это в другой день, если хочешь.
Облегчение растеклось внутри нее.
- Эм... нет.
- И ты сказала, что тебе плевать на дождь. Ты просто хотела покататься на пони.
Как странно. Она действительно не помнила этого.
Должно быть, он это понял, потому что тихо рассмеялся, глубоким и хриплым смехом, что заставило то чувство в ее груди снова ударить, безо всякой причины, которую она могла для себя понять.