«Бегство в болезнь» имеет много разновидностей и дик- туется разными причинами. Иногда они очевидны, иногда глубоко скрыты от самого больного и окружающих его людей.
...Мальчик рос в обеспеченной и нескладной семье. Ро- дители часто ссорились, а потом разошлись. Мать надолго уезжала в экспедиции. Возвращаясь, она баловала сына, попустительствовала его поступкам. Он поздно ложился спать, запоем читал приключенческую литературу. Появились головные боли, бледность, раздражительность. Вместе с
«болезнью» пришли не только врачи и лекарства, но и право пропускать школу, валяться в постели с интересной книжкой, отлынивать от занятий. Легкое чтиво сменилось увлечением машинами. Подросток садился в чужую маши-
ну, проезжал несколько кварталов и бросал ее на мостовой. Очень скоро его поймали и привлекли к суду. И вот тут-то обнаружилось еще одно замечательное качество болезни. Заключение невропатологов освободило юношу от наказания. Может быть, в этот момент человеку нанесли заключительный удар.
А болезнь (я уже не беру ее в кавычки!) прогрессировала. Теперь даже студент, не колеблясь, поставил бы подростку диагноз тяжелой истерии. Юноша жил в постоянной атмосфере двух господствующих ощущений: своей очевидной неполноценности (от которой он по-человечески страдал) и исключительности своих особых прав на внимание, сочувствие и послабления. Жизнь шла мимо него. Товарищи кончили школу, работали и учились. Он не работал, не учился и жил на содержании у матери. Он мог бы проникнуться отвращением к своему бессмысленному существованию, если бы не... болезнь. Болезнь оправдывала все: безделье, никчемность, паразитизм. Он научился жалеть себя вместо того, чтобы презирать. О, лживое самоутешение, порожденное болезнью и роковым образом питающее эту болезнь!
Его призвали в армию. Жизнь предоставила ему воз- можность реабилитации в собственных глазах. Но армия — это напряженный труд, подъем морозным утром, безоговорочное подчинение приказу, марш-бросок по заснеженным полям. А там, дома — тахта под уютным светом торшера, завтрак в постели, журналы с глянцевитыми фотографиями. И он дезертировал в болезнь... Припадок судорог, бессвязная речь... Он не был симулянтом. Компетентная комиссия единодушно поставила диагноз и приняла решение о демобилизации.
Сейчас, когда я пишу эти строки, парень живет у матери, не работает и не учится. Он «встречается с девушкой», не смея, да и не стремясь назвать ее женой. Ему это удобно и отнюдь не стыдно. Даже себе он не признается, что невозможно иметь семью на заработок все той же мамы. Нет, у него есть куда более веская и уважительная причина: ведь он больной, вправе ли он связывать свою судьбу с судьбой другого человека?