У меня хорошо получалось. По крайней мере, я так думала. Но в большей степени рисование было моим спасением. Мне стоило перестать жить в своих фантазиях, если бы я была воспитана по-другому... если бы я была другой.
Холодный ветер хлестал по моему телу, когда я сидела снаружи. Сон не приходил, а мои руки зудели, чтобы порисовать. Была полночь, и звезды сверкали на небе как бриллианты.
Закрыв глаза, я вдохнула. Мне нравилось вдыхать ночной воздух. Нравилось сидеть на улице. Я просто любила покой.
Откинувшись на шезлонге, я потянулась за альбомом, заполненным на три четверти, который лежал на траве. Открыв его, я перелистала первые несколько страниц: изображения деревьев, птиц и деревьев. Я пропустила страницы с улыбающейся солнцу молодой девушкой на лугу. Четыре молодые сестры шли рука в руке — три темноволосых, и одна яркая блондинка — все невинные и нетронутые.
Затем, когда перелистнула следующую страницу, замерла, когда знакомая пара черных глаза уставилась на меня с рисунка, как будто они были реальными и сияли в утреннем свете под моим окном.
Робко я проследила очертания этих глаз, желая касаться его в реальности. Я держала правую руку в воздухе и с помощью левой руки переплетала пальцы, пытаясь представить, как это могло оказаться.
Рука, которая держала мою.
Простое прикосновение.
Прикосновение, которое о многом говорило.
Сердце сжалось от боли, и я тяжело и печально вздохнула. Потому что с момента, как встретила Флейма, мои мысли так сильно изменились.
В общине я мечтала о том, чтобы быть бабочкой. Что смогу расправить свои руки-крылья и улететь подальше от боли. Но сейчас, когда Флейм был рядом, я мечтала о другом. Что однажды узнаю, каково это, держаться с ним за руки.
Мое сердце ухнуло вниз из-за невозможности. Опустив руки, я позволила пальцам ослабить свою хватку.
Внезапно мое внимание привлек шорох деревьев. Я села прямо на шезлонге и уставилась в темную линию леса. Мое сердце отбивало тяжелый ритм о грудную клетку, когда из тяжелой листвы вышла фигура.
Дыхание перехватило, страх завладел мной, затем показалась пара знакомых ботинок и кожаных штанов на лужайке, освещенной лунным светом. Ножи свисали с его ремня, а торс был обнаженным под тяжелым кожаным жилетом.
Флейм.
Мое сердце, которое уже учащенно билось, казалось, развило невероятную скорость. И затем Флейм поднял голову, и оно вообще перестало биться.
Хмурость в выражении его лица исчезла. Он бормотал что-то себе под нос, остановившись на середине предложения.
На моих коленях лежало одеяло, и я прижала его к груди. Я не двигалась, как и Флейм. Я не ожидала, что он придет сегодня, его друзья забрали его домой. Из своего окна я видела, какой он был изможденный. И даже в дымке лунного света было заметно, какой он уставший.