Волчий гребень, часть первая (Рыбак и Артель) - страница 59

И правда, «полутруп» незадачливого Анатолия начал оживать. Кровь уже не хлестала из перекушенного горла. И ружьё было отброшено за ненадобностью. Тому, кем становился сейчас бывший Толя, уже не нужно было оружие. Он и без него был смертельно опасен.

«Труп» дёрнулся раз, и другой, и ещё. Согнулся в поясе, подтянул ноги, начал подниматься. Дыхания не слышалось, только скрип суставов – немолод был мужик.

Странно запрокинулась голова – не как бывает у живых. Закатившиеся глаза шарили по сторонам, останавливались на нас. Ни проблеска разума, ни капли человеческого в них уже не было. Только адская целеустремленность. Мертвяк наводился на нас, живых, как наводится боеголовка ракеты. Механически и неотвратимо.

– Ну, хорош. Показал я вам то, что вам надлежало увидеть. Теперь шабаш. Прости, Толя. И прощай.

Палыч вскинул карабин – что уж тут целиться, с двух-трёх метров? – и снова прозвучал сухой выстрел. Вылетела вверх гильза 7,62 на 39. «Труп» стал окончательным трупом – повалился на пол с дыркой в переносице.

– Айда на улицу, туристы. На воздухе поговорим.

37. Сергей. Ловля щуки на блесну.

Как бы душа не болела за наших, что ушли в разведку – а рыбалка, это дело такое… Затягивает! Как Евгений говорит: «Время, проведённое на рыбалке, в зачёт жизни не идёт!»

По его словам – так говорил его дед, а дед был знатный рыбак и слов на ветер не бросал. Да и сам Женька рассказчик ещё тот:

– Дед-то мой покойный, Аркадий Дмитриевич, до девяносто пяти дожил. Ну и рыбачил почти до упора, пока ноги держали… Не простой был мужик, прямо скажу, характер – не дай бог. Самодур ужасный! Дочерей держал в страхе. Одно слово – мичман-североморец, ветеран войны, полжизни на флоте. Мне, внуку, тоже порой на рыбалке доставалось: я на румпеле стою, лодкой правлю, а он мне гаркнет: «Мористее держи!» А я и не пойму, что значит «мористее», а он и не объяснит. А мне лет девять-десять. Зато подзатыльник – сразу, это мигом. Или на якорь стать надо. Дед мне командует: «Вяжи на кнехт булинь!» А у меня ступор! Кнехт я ещё боль-мень знаю, а про булинь… Эх, да ладно. Глупости всё, обидки детские. Давай-ка, Сергей, по пятьдесят ещё – и на щуку пойдём.

И правда, пора было браться за удочки. Лариса уже ушла на озеро, а мы подзадержались. На Евгения нашли воспоминания, я проявлял вежливость и дружескую поддержку.

Хлопнули по пятьдесят. Знатный продукт гонит друг Рыбака в далёкой Астрахани! Закусили ломтиком вяленого мясца из Ларисиных запасов.

– Обалденнное мясо. Кхе, кхе… Огонь! – Я аж задохнулся от количества острого перца. Кажется, легче выпить ещё этой самогонки, в которой градусов восемьдесят, она меньше пробирает, чем эта острятина!