В то, что она ответит на мой звонок, я сильно сомневаюсь. Как и в то, что она придет в забронированный номер отеля.
Нельзя терять ее из виду. Как ловил ее в прошлый раз в аэропорту, так поступлю и сейчас. Могу успеть. Рейсы уходят один за другим. У меня нет багажа и я умею быть настойчивым, когда спешу.
Как сейчас.
Но таможенник не торопится.
— Что натворил? — листая мой паспорт, уточняет грек, на глазах у которого мы с Верой так самозабвенно целовались четверть часа назад.
— Изменил.
— Раскаиваешься? — спрашивает так, как будто только от этого ответа зависит его решение, пропускать меня дальше или нет.
— Очень.
С видом святого отца, таможенник кивает и возвращает мне документ, словно отпуская грехи.
Если бы все было так просто.
Мчусь в «Дьюти-Фри» и молюсь о том, чтобы не встретить Марианну. Тогда из страны меня точно не выпустят.
Посадка на рейс Веры уже закончена. Табло мигает красным.
— Сэр, вам сюда?
Если бы.
Качаю головой и смотрю, как гейт закрывается. Бегу на собственный рейс.
Уже сидя в самолете, вижу, как самолет, в котором сейчас Вера, выруливает на взлетную полосу. Мигает огнями в ночи. И с ревом мчится мимо, унося от меня женщину, благодаря которой я снова поверил в любовь.
Мой убитый чартерный самолет в зоне турбулентности трясло так, что соседи по креслу молились в голос. И все же через три с половиной часа он благополучно приземлился в аэропорту нашей большой и необъятной родины.
Бесцеремонно расталкивая пассажиров, я первым замер возле стюардессы, которая встречала трап.
— Эээ… сэр.
— Ни слова, — ответил я, засовывая ей в карман деньги.
Я опаздывал. По времени самолет Веры уже давно приземлился, а наш сделал в воздухе крюк и летел дольше, чем я планировал. Чартеры такие чартеры.
Трап, наконец, подготовили, и я сбежал по нему первым, игнорируя и нарушая все возможные правила.
К черту автобус. К черту остальных пассажиров.
Я несся по взлетно-посадочной полосе, мигавшей огнями, к зданию аэропорта, и даже чуть не попал под колеса автобуса с пассажирами другого рейса.
В спину неслись проклятия. Кто-то свистел и сигналил. А я продолжал бежать, глотая холодный ночной воздух, в котором уже угадывались первые заморозки.
Стеклянные двери аэропорта разъехались передо мной в разные стороны, и меня встретили три очереди у паспортного контроля.
— Человеку плохо! Очень плохо! — заорал я не своим голосом, расталкивая людей.
Очередь заволновалась. Стояла глубокая ночь, а не выспавшиеся люди сильно тормозили. В отличие от привыкших к ночным сменам таможенникам.
— Вы что это творите? — нахмурился мужчина за стойкой, когда я, распихнув людей на своем пути, протянул ему свой раскрытый на нужной странице паспорт.