Не удивляюсь, когда слышу скрип соседних качелей. Я бы больше удивилась, если бы так и не услышала их.
Мельком оборачиваюсь.
Марк не качается. Он, судя по всему, только пытается втиснуться на сиденье, но конструкторы не предусмотрели, что взрослые дядечки, вроде него, однажды тоже захотят вспомнить детство.
Он так и остается стоять, и только я взмываю вверх и вниз, а он стоит рядом, как якорь, который тянет меня к земле. И если остановлюсь, то утянет на самое дно.
Но пока мои ноги словно скользят по звездному небу, как по льду. Я бегу, хотя знаю, что это бессмысленное бегство, и Марк просто ждет, когда я наконец-то смирюсь с этим.
Но я еще не готова.
Я только раскачиваюсь все сильнее, и хотя мои руки окоченели от холода и ветра, а зубы стучат, мне еще никогда не было так легко. Вверх и вниз, только вверх и вниз, и ветер в лицо.
Сбрасываю сначала одну туфельку, и она летит в песок, потом вторую, целясь в море.
Марк взглядом провожает полет моей обуви. Туда же отправляется и вторая туфелька.
А потом я разжимаю ладони и прыгаю сама.
Секунда обманной свободы. Так мало и в то же время мучительно долго тянется этот миг, пока не приземляюсь на песок на обе ноги и вытягиваюсь в струну.
Я приняла решение. И оно далось мне легко.
С ног меня сбивает именно Марк. Я точно помню, что приземлилась хорошо, но именно он повалил меня на песок. Как будто действительно хотел спасти, хотя такой, как он, не спасает, а наоборот, уничтожает.
Впрочем, своеобразный тест на доверие он прошел успешно.
— Ненормальная! — кричит он, ощупывая меня, как будто ищет травмы.
Сделаю вид, что поверю ему.
— Я в детстве занималась гимнастикой!
Мне щекотно и я смеюсь в голос.
А еще мне вдруг становится совершенно не страшно.
Марк вдавливает меня в холодный песок своим телом, нависая надо мной. Вижу блеск в его темных, как беззвездное небо, глазах, обхватываю лицо руками. Щетина царапает ладони.
И тогда же меня пронзает ощущение дежавю — я уже делала то, что только собиралась сделать сейчас.
Я уже целовала Марка.
Марк
Наверное, это алкоголь. Не знаю, как в здравом уме можно было решить, что сейчас Вера действительно улетит от меня, если достаточно сильно раскачается. Это же детские качели, мать вашу, а не боинг.
И все равно, когда она оттолкнулась и разжала руки, у меня остановилось сердце.
Как кот на воробья, я бросился вперед, пытаясь притянуть ее обратно к земле, не давая упорхнуть от меня снова. Я сбил ее с ног, но поймал.
Она залилась хохотом, пока я пытался нащупать переломы. Убедиться, что она цела и невредима.