Но это было позже, а тогда с ногой творилось что-то серьезное, разобраться в этом мне было не по силам. Папа наклонился ко мне:
— Доця опять папу обманывает?
— Нет, вот тут болит, — я показала место под коленом левой ноги.
И действительно там была припухлость. Отец ловкими пальцами принялся изучать ножку. Вдруг я содрогнулась, а он стал растерянно посматривать то на меня, то на маму.
— Что там? — не выдержала она.
— Опухоль под коленом. Опухоль, — повторил папа для себя и, сосредоточившись, снова принялся пальпировать больное место.
— Так, — после долгого молчания протянул он, — жить будет, но бегать — пока что нет.
— Что такое? Вывих? — засуетилась мама.
— Да нет, не вывих.
— Тогда почему ей больно?
— Бегала много, надавила, вот и больно. В состоянии покоя она болеть не должна, — папа продолжал озабоченно осматривать колено, потом всю ножку. — Образование плотное, однородное, находится глубоко под кожей, в тканях, цвет и структуру кожи не изменило, величиной с гусиное яйцо. Большая, — уточнил коротко.
Утром я проснулась от их дыхания. Папа и мама, склонившись надо мной, снова рассматривали ногу.
— Отечность исчезла, смотри, — показывал папа.
Увидев, что я проснулась, он попросил меня лечь на правый бок и расправить левую ногу.
— Опухоль почти не видна. Внешне ее можно различить, лишь сравнив обе ноги и обратив внимание на то, что впадинка под левым коленом исчезла. На ощупь же она очень большая. Я удивляюсь, почему наш ребенок раньше не пожаловался.
— Доця, у тебя давно здесь болит? — обратился папа ко мне.
— Не помню, — сказала я.
Местный врач осматривал меня долго. В поселке считали, что он более знающий специалист, чем его жена. Доказательств тому набиралось предостаточно, хоть он мало практиковал, часто бывая в запое. Стройный, высокий, он всегда носил один и тот же (так причудлива детская память) хорошо отутюженный коричневый костюм. Имел серьезное выражение лица, на котором красовался огромный горбатый нос. В самом деле, он производил впечатление умницы, невесть почему скрывающего свои способности.
Именно потому, что авторитет Владимира Ивановича был выше, чем Анны Федоровны, мама к нему меня и повела. Владимир Иванович, должно быть, что-то припоминал из прошлых знаний, когда на глаза попадались больные. Лицо его становилось спокойным, взгляд — внимательным. Он слегка поджимал губы и наклонял голову набок. Сухие шершавые пальцы, словно горячие угольки, прикасались к коже и оставляли на ней тепло.
Наконец осмотр опухоли закончился. Доктор, как его называли в поселке, авторитетно заявил: