Он взял ее за локти и чуть сжал.
— Это не так. Твоя гордость при тебе.
— Уже нет, — качнула головой. — Поэтому я и просила дать мне время. Я все не так хотела. Хотела быть на расстоянии, проникнуться тобой медленно. Хотела, чтобы ты не знал моих метаний. Чтобы ты такой меня не видел, чтобы ты такой меня не знал. Чтобы этого всего между нами не было. Ты же знаешь, кто ты. С тобой в нормальном состоянии себя ущербной чувствуешь. Задыхаешься, потому что одним с тобой воздухом дышишь. Тебе же не собачонка побитая нужна. Это снаружи я из себя фею могу сделать, а если внутри красоты не чувствую… если я сама для себя ее потеряла… если я даже сама себе не нравлюсь… — Горько усмехнулась: — Удивительно, что ты вообще во мне смог увидеть и разглядеть.
Ты упрекаешь меня. Я не так отношусь к тебе, тебе не хватает чего-то… не так я все делаю… Конечно, ты прав, дело не в тебе, а во мне. Трудно проникаться чувствами под давлением. Трудно что-то отдавать, когда внутри еще пусто.
— Теперь уже поздно.
— Конечно, поздно. Я пообещала не привязываться к тебе, а все равно привязалась. Уже привязалась. И уйти уже не могу.
— Зачем же хотела уйти?
— Не знаю, — честно призналась Маша. — Наверное, это попытка сломать твой режим. Мне хотелось что-то сломать, чтобы все пошло по-другому.
Потому что сейчас все неправильно, сейчас все больно. А что именно нужно сломать, я не знаю. Помоги, — попросила она, оборвав ему сердце.
— Я не предательница и не лицемерка. Я не хочу себя так чувствовать и не хочу, чтобы ты меня такой считал.
В этом вся его Маня — болезненно честная, закрытая и чистосердечная одновременно. Она не предательница, и не лицемерка, и не врунья. Он знал, что на его откровения она очень остро среагирует.
— Маня, у меня сегодня весь день через жопу. И все из-за тебя.
— Переживал? — Виновато закусила губу.
— Угу. Переживал. Ты так рвешься от меня, так хочешь быть свободной, хочешь что-то решить… и никак не поймешь, что наши отношения с самого начала зависят от тебя. Какими они будут, зависит только от тебя.
— Может быть. И все равно… Бажин ты сволочь, — нахмурилась. — Ты меня не слышишь, не понимаешь, делаешь все, как тебе надо и не думаешь о моих чувствах, — с женской обидой выпалила она.
— Угу, — с легкой усмешкой согласился он. — Я исправлюсь, обещаю. Завтра же брошу пить, курить и постригусь.
Она выдавила из себя тугой смешок.
— Если тебе будет легче, то я даже не успела вызвать такси. Уже не собиралась. И вещи распаковала. Но ты не дал мне этого сказать.
— Почему не позвонила? Надо было позвонить мне и сказать.