— Сам не могу понять, — улыбаюсь многозначительно, — зачем женщины придумали душиться там?
— Дурак, — смущается Маринка. — А ты откуда про точки знаешь, — повторяет вопрос.
— Иногда хожу в библиотеку и даже книги с картинками беру домой раскрашивать, — пожимаю плечами.
— Что за книги ты читаешь? Почему мне про точки никогда не попадалось? — притворно удивляется. — Духи принес, чтобы вину загладить и подлизаться? — ехидничает.
«Что-то у Маринки настроение непонятное», — удивляюсь мысленно.
— Что? Надо? — интересуюсь, — вообще-то хотел просто порадовать, — сообщаю. — Но раз ты так ставишь вопрос, то пойду, пожалуй. Зашел попрощаться.
— Ты меня бросаешь? — восклицает, и ее глаза наполняются слезами.
— С чего ты взяла? — удивляюсь. — Завтра вечером еду в Ленинград на пару-тройку недель, — информирую. — Возможно, до конца августа не увидимся.
Маринка подскакивает ко мне и льнет к груди:
— Прости меня, пожалуйста! Мне девчонки сообщили, что тебя видели на танцах с девчонкой из другой школы. Красивой!
— Ну и что? — спрашиваю, снова демонстрируя удивление. — Была на танцах старая знакомая. Даже танцевал с ней быстро и медленно, — признаюсь. — Но там многие танцевали. Это же танцы!
— Хороши же у тебя подружки! Ловко же все раздули! Может я целовался, обнимался и провожал? — продолжаю высмеивать сплетниц и ставить Маринку в неловкое положение, пытаясь заодно выяснить степень информированности свидетелей.
Отрицательно мотает головой, пряча глаза.
— Ты сама, почему на танцы не ходишь? Ни в нашем клубе, ни в ГАРО, или в горсаду тебя я не видел. Ты ведь любишь танцевать! — пытаюсь выяснить, давно интересовавший вопрос.
— Не с кем. Ты ведь не приглашаешь! — поднимает голову, найдя возможность упрекнуть меня.
— Сам не знал, что пойду. Ребята уговорили. К тому же за лето ни разу не был в горсаду, и с музыкантами ансамбля нужно было поговорить о моей песне, — сваливаю все в кучу, оправдываясь. — Что-то у нас разговор из одних претензий и оправданий складывается, — замечаю.
— Прости меня. Сама не понимаю, что на меня нашло? Когда подруги начали о тебе с девчонкой на танцах рассказывать — так обидно стало. Я дома сижу, а ты на танцах развлекаешься! Понимаю, что неправа, но ничего поделать с собой не могу, — признается.
— Ладно, проехали, — снисхожу.
Подхватываю Маринку на руки и опускаюсь с ней в кресло. Пристраиваю на колени и целую. Она активно и с готовностью отвечает.
«Ну и наглец! У самого рыльце в пушку, а вывернулся и обвинил девчонку с подругами!» — приходит обличительная мысль.
— Зачем ты в Ленинград едешь? Это опасно? — спрашивает с испугом.